Золотое руно [Повести и рассказы] | страница 16

К вечеру он устал и побрел на окраину, к заливу. С высокого берега ему широко открылся простор воды, тихой у берегов и темно-серой вдали, где гулял ветер. Иван долго смотрел на море и жадно ловил прищуренными глазами точки судов, дымившие на горизонте. «Не в Россию ли это пошли? Вот бы…» И защемило в груди. Рядом с мыслью о доме все эти магазины, обычаи и даже люди с их мягким обкатанным языком показались ненужными и тягостными. «Эх, зашел бы сюда мой «Антей», забрал бы меня — и домой…»

В городе зазвонили. Он понял, что это звонят на русской церкви, очень похожей на одну из тех, что он видел в Петрограде.

Обратно шел по левой стороне улицы, поднимавшейся и гору, мимо кладбища с не по-русски низкой — до пояса — оградой из грубого гранита, с желтыми дорожками, с косым натесом могильных плит. Было еще не поздно, и он снова походил по магазинам, неторопливо и обстоятельно разглядывая товары, но в свою комнатушку он вернулся совершенно разбитым. По ценам на вещи он понял, что денег у него очень мало. Ложась спать, он все еще чувствовал себя измученным от того нервного напряжения, которое он испытывал в воскресной сутолоке Гельсингфорса, и решил, что больше туда не пойдет до самого отъезда в Россию. «Ну их всех!..» — думал он, засыпая. А в глазах — магазины, лица, кривые и короткие улицы, на которые то и дело выбегали сосновые перелески с живыми белками на ветвях, неровные разноэтажные дома, вывески на чужом языке, нахальные квадратные окна — все совсем не такое, как в России…

Всю минувшую неделю Иван ждал Шалина, приготовив ему немного выпивки, но тот не появлялся. «Не убили ли где горячую голову?» — думал Иван, и при этой мысли на него находил страх оттого, что он может остаться совсем один в чужом городе. Это чувство не могли рассеять ни изнурительная работа, ни шустрые хозяйские ребятишки — трое белоголовых сорванцов, которых он приваживал дешевыми конфетами, ни сама хозяйка — моложавая вдова, невысокая, тихая и аккуратная. Ивану нравилось ее смуглое лицо, обычно утомленное и строгое, мягкая, женская походка и голос, неизменно ровный даже с ребятишками. Иван засматривался порой на нее и думал: «А ведь ладная бабенка, только и есть, что в бедности, а ну-кось приодеть!..»

В такие минуты он сожалел, что, когда был в городе, не приценился к женской одежде…

В одно из воскресений он опять пошел в город, в магазины, но, услышав колокольный звон на русской церкви, постоял, подумал и побрел туда. Он знал, что в церкви услышит родной язык и потолкается среди русских.