Размышляя наедине с самим собой, Николай Платонович признавал, что видеть и слышать молодого Минина для него испытание похуже зубной боли. Но, с другой стороны, человек он богатый. Багров знал его отца за человека с достатком, поэтому, не слушая разглагольствования самого Аркадия Дмитриевича, совершенно точно знал размеры его состояния. К тому же был он молод, не женат. Да и старый Минин, отец его, как-то говаривал, что не прочь бы породниться с соседушкой. Конечно, муж из Аркадия Дмитриевича хороший вряд ли выйдет, зело глуп и неразумен… Но, с другой стороны, умная женщина найдет свою выгоду в любом положении, ежели захочет.
Размышляя таким образом месяца три и ничего не говоря о том дочери, Николай Платонович решил выдать ее замуж за Аркадия Минина. Для того спервоначалу отправился он к соседу, Дмитрию Ивановичу Минину, переговорил с ним обо всем, заручился согласием и… И в тот же день ввечеру сказал дочери:
— Ну, Любовь Николаевна, готовься… Осенью замуж пойдешь. Я бы, конечно, так долго не тянул, да будущий твой свекор того желает. Говорит, подготовить надобно жилье для молодых, то да се… Впрочем, приданое тебе тоже надобно справить…
— Что? Замуж? А за кого? — Любава сидела против отца и спокойно, с затаенной насмешкою поглядывала на него.
Николай Платонович ничего такого не замечал, потому что, по обыкновению, на дочь не смотрел, а потому преспокойно продолжил:
— За Аркадия Дмитриевича Минина, соседа нашего. Помнишь, того, что зимой был у нас и гостил три дня.
— Что же, он руки моей просил? — спросила девушка.
— Нет. Зачем? Мы с отцом его все обговорили, да и будет с вас… Теперь хватит, ступай. Подумай, что тебе надобно будет, да насчет дня для венчания. Выбор за невестой, — равнодушно прибавил Багров.
— Хорошо, папенька, — Любава встала и замерла в почтительном реверансе родителю.
Вернувшись в свою комнату, она не зарыдала, не стала бегать из угла в угол, не стала страдать и вообще ничего такого не сделала. Она просто сказала сама себе:
— Замуж? Вот еще… За индюка такого…
Потом, накинув капот, вышла на двор и прямо пошла на кузню. В кузне работал сын ее кормилицы, а ей вроде как молочный брат — Федор. Хотя был он старше ее лет на пять, Любава считала его именно своим молочным братом. Был он товарищем ее детских игр, много раз бывал наказан за ее проделки, но к барышне питал привязанность и покровительствовал ей, насколько сие было возможно в ее положении. Любава вошла туда, не смущаясь страшным жаром, исходившим от печи и стуком нескольких молотов о наковальню. Несколько минут она смотрела на огонь, на кузнецов, выковывавших что-то по приказу ее отца. Наконец, ее заметили. Один из старых бородатых мастеров указал Федору на нее, и тот, обернувшись, наконец тоже увидел Любаву. Кивнув головой на дверь, он шевельнул губами. Любава поняла, что он сейчас выйдет, следом за ней. Девушка, развернувшись, вышла на свежий воздух, показавшийся ей очень прохладным, после жара кузницы. Через минуту появился и Федор.
