Как ни странно, каюта, в которую стража отвела Юрия Радамакэра после того, как тот покинул Каша, была больше и менее аскетичной, чем его собственная на борту флагмана коммодора. Это всегда было одним из преимуществ службы на супердредноуте, где жилой площади было куда больше. Она не вполне тянула на «покои» — предположительно, какой-то неизвестный лейтенант ГБ был выселен из неё, чтобы предоставить ему место — но всё-таки была просторнее каюты, занимаемой Юрием на борту КНФ «Шартрез» Огилви.
Тем не менее, это была всего лишь каюта корабля. После ухода охранников — разумеется, заперших за собой дверь — Юрию потребовалось не более пяти минут, чтобы полностью её изучить. И большая часть этого времени ушла исключительно на самоотвлечение; психологическую самозащиту человека, пытающегося не дать всплескам ужаса на задворках разума завладеть собой.
Достаточно скоро, однако, он не мог больше подавлять свои мысли. Так что, не имея никакого представления о том, что будущее готовит для него, Юрий плюхнулся в одно из имевшихся в каюте небольших кресел, и постарался по возможности объективно оценить свои перспективы.
Перспективы были… неважные. Нечасто случалось, чтобы офицер ГБ был арестован самой ГБ. Не будет даже фигового листка разбирательства в Народном Суде. Государственная Безопасность не выставляла своё грязное бельё напоказ. Быстрое расследование. Скорый суд. Как правило — скорое приведение приговора в исполнение.
Положительным моментом было то, что хотя за несколько прошедших лет они с адмиралом Чин и коммодором Огилви стали очень близкой командой — именно такие отношения Государственная Безопасность не хотела видеть между офицерами флота и назначенными наблюдать за ними политическими комиссарами ГБ — они всегда делали всё возможное для сохранения формальности на людях.
Ещё один положительный момент состоял в том, что в ответ на осторожное прощупывание со стороны адмирала Эстер МакКвин, они постарались держаться на расстоянии. По правде говоря, они никогда не принадлежали к заговору МакКвин.
С другой стороны…
Отрицательным аспектом была достаточная очевидность того, в какую сторону склонились бы адмирал, Жан-Пьер и Юрий, если бы МакКвин преуспела в своём плане. Ни один из них не испытывал особенного доверия к МакКвин. Но когда альтернативой был Оскар Сен-Жюст, старая поговорка «знакомый дьявол лучше незнакомого», не выдерживала никакой критики.
