Низельприм предложил Ступсу занять место за столом. Непрестанно вздыхая, он из маленького бочонка наполнил до краев два самодельных бокала.
— Это ром, что остался после кораблекрушения, — пояснил он. — Пейте, пожалуйста, он все равно долго не протянет.
— Так вы ждали меня? — спросил Ступе. Отчаяние хозяина дома так и бросалось в глаза, вызывая у гостя искреннее сочувствие.
— Увы, нет, — жалобно ответил тот. — Вторая жестянка предназначалась моему брату Назелькюсу. Но я хлопочу напрасно, поскольку Назелькюс вообще ничего обо мне не знает.
Он позабыл меня, как забывает каждый. Такова моя участь. — Казалось, у Низельприма вот-вот потекут слезы.
— Искренне сожалею, — пробормотал Ступе и отхлебнул немного рома. — Я едва могу представить себе, что вас можно забыть, ведь у вас поистине незабываемый вид.
Низельприм горестно кивнул:
— Да, я действительно изо всех сил стараюсь произвести впечатление. Это платье с колокольчиками я ношу вовсе не потому, что оно мне нравится, а чтобы остаться хоть у кого-нибудь в памяти. Но я знаю, что это пустые надежды, что все напрасно. Эта способность — способность запоминаться, — которой обладает всякий человек и ничуть ей не удивляется, у меня, знаете ли, отсутствует. И так было всегда. И вы, сударь, тоже будете помнить обо мне лишь до тех пор, пока видите перед глазами. В тот самый миг, когда мы с вами расстанемся, вы забудете меня раз и навсегда. Вы забудете меня так, словно мы с вами никогда и не встречались. Можете ли вы представить себе, каково мне жить с таким грузом? Вы видите перед собой несчастнейшее существо!
Он громко всхлипнул и залпом осушил свою жестянку.
— Речь, вероятно, идет о какой-то болезни? — полюбопытствовал Ступе и осторожно отхлебнул из своей.
Низельприм заново наполнил свой бокал.
— Однажды в молодости я побывал у врача, потому что сказал себе: «Низельприм, тебе явно чего-то недостает! Тебе не хватает того, чем могут похвастаться все остальные, а именно умения оставаться в памяти других людей». Я подробно описал доктору свой недуг. Он внимательно выслушал меня и сказал, что ему-де нужно поразмышлять над этой проблемой.
Низельприм опять залпом выпил ром.
— Ну и?… — осторожно спросил Ступе.
— Продолжения не последовало, — ответил Низельприм и утер навернувшиеся на глаза слезы. — Едва я вышел из кабинета, как врач, естественно, тут же меня позабыл, и ему не над чем уже было размышлять. Спустя некоторое время я даже написал ему письмо, но от этого, разумеется, ничего не изменилось, потому что врач не мог вспомнить того человека, который побывал у него на приеме и звался Низельпримом.
