— Действительно, дело запутанное, — согласился Ступе. — Стало быть, если вы, к примеру, выйдете сейчас из комнаты, то я подумаю, что все время находился здесь один?
— Совершенно верно, — вздохнул Низельприм. Он отжал в бокал кончики усов, намокшие от слез. — Однако не поймите меня, сударь, превратно. Плачу я не по этой причине. Я плачу из-за своего любимого брата, которого мне не суждено прижать к груди и расцеловать — никогда-никогда-никогда. Это злой рок.
— Ах, ну да, правильно, — спохватился Ступе. — Вы ведь, собственно, поджидали своего брата. Почему же он не пришел?
— Он никогда не приходит, — снова принялся сетовать Низельприм. — То есть он, возможно, все же когда-нибудь придет, возможно, он даже уже здесь, но мне от этого не легче. Это ужасно, просто ужасно!
— Вы меня окончательно запутали, — признался Ступе. — Если это не слишком затруднит вас, объясните мне, в чем, собственно, дело.
— Зовут его Назелькюс, — начал свой рассказ Низельприм, — это я помню абсолютно точно.
— И правда, — вставил Ступе, — я видел это имя на указателе внизу, у подножия горы.
Совершенно верно продолжал Низельприм Вот только, чтобы попасть к нему, надо двигаться в противоположном направлении, хотя он точно так же живет на вершине этой горы, в этой же самой хижине. И тем не менее… тем не менее…
Он опять начал громко всхлипывать и должен был осушить еще одну жестяночку рома, прежде чем смог взять себя в руки. Ступе терпеливо ждал.
— Итак, дело обстоит следующим образом, — наконец возобновил Низельприм свой рассказ. — Мы с братом близнецы и похожи друг на друга как две капли воды. И все же мы совершенно разные. Я хочу сказать, что его история совершенно отличается от моей… — Он прервался и пристально посмотрел гостю в глаза: — Скажите, пожалуйста, почтеннейший, а вы, часом, уже не побывали у него?
— Нет, насколько я знаю, — ответил Ступе. — Во всяком лучае, я этого не помню.
Низельприм меланхолично кивнул:
— Это свидетельствует о том, что вы действительно не были у него, потому что его вы бы точно запомнили.
— Должен ли я заключить из ваших слов, что ваш брат не традает таким же, если позволено так выразиться, недугом, как вы?
— Ох, у него тоже есть изъян! — воскликнул Низельприм. — Но при всем желании нельзя сказать, что он от этого страдает. Я ведь говорил, что с ним все обстоит ровным счетом наоборот. Назелькюса никогда нельзя заметить, пока он находится рядом с вами. И только когда он уходит, ты вспоминаешь, что он здесь был. К примеру, он мог бы сейчас находиться здесь, с нами и мы оба тем не менее ничего бы об этом не знали. Но стоило бы ему покинуть нас, как мы совершенно отчетливо вспомнили бы, что он был у нас, что говорил и что делал.
