Зато хозяин прищурился и очень нехорошо ухмыльнулся.
— Ты действительно чужестранец? Не обманываешь?
Потрясенный столь внезапными переменами, я смог только кивнуть.
— Ну, наконец-то! Слава, Создателю, дождались! Сиди здесь и никуда не уходи, я быстро, — мужчина вскочил и выбежал за дверь.
Перспектива, остаться наедине с разозленной мегерой, гоняющейся с ножом за собственными детьми, меня не привлекала, поэтому, я торопливо выскользнул следом за Улафом.
Мой хлебосольный хозяин, торопливо вошел в дом напротив, а вскоре оттуда послышался звон бьющейся посуды и, чуть погодя — отчаянный визг.
Я долго колебался, не зная, что предпринять, а когда решил вмешаться, двери отворились, и во двор вышел Улаф.
— Ты даже не поверишь, сколько я ждал, чтоб разложить ее, не упрашивая… — проговорил он довольно, поправляя одежду и крепко беря меня за руку. — Ну что, чужестранец, поехали в столицу? Порадуем принца… Хе-хе, я уже чувствую себя бароном!
— Чужестранец! Улаф нашел чужестранца! — загудело между людьми, которые сбежались на крики о помощи, словно побежало сухой стерней пламя. И хоть большинство из горожан тут же умчались прочь, гул только нарастал.
Улаф грубо потянул меня к коновязи перед корчмой на площади. Там стояли чьи-то кони. Не спрашивая позволения, он выбрал двух, вскочил в седло одного из них и указал мне на второго.
— Садись.
Удивляясь и возмущаясь, я все же послушался. Наверно, сказалась растерянность от невероятности происходящего. Кто знает, какие здесь обычаи? За долгие годы путешествий мне часто приходилось сталкиваться с нравами, которые возмутили бы любого, но у коренной житель считались нормой.
Мы не успели отбыть, как двери корчмы распахнулись, и оттуда выскочила целая толпа вооруженных людей.
— Эй! — воскликнул один из них. — Улаф ты что, спятил?! Это же мои кони! Ребята! Держи конокрадов!
Воины решительно двинули к нам, и на мрачных лицах я не увидел ничего хорошего.
— Прочь с дороги! — властно рявкнул Улаф, а потом прибавил. — Я сопровождаю Искупителя! И если вы не последние дурни, не теряйте времени!
Те недоверчиво переглянулись, а затем ринулись обратно в корчму. И звуки, которые донеслись оттуда, уже не могли иметь ничего общего с тихим полднем в городке, где каждый житель только-то вышел из церкви.
И так же, с небольшими отличиями, повторялось в каждом селении, в котором мы останавливались, чтоб сменить лошадей. Впереди стелился рай, каким воображает его человек, а позади — оставался ад, который начинался после слов Улафа: 'Я везу Искупителя!'…
