Меж озер летал, лебедей искал,
Лебедей искал, белых лебедушек.
Все лебедушки высоко летят,
Высоко летят, хорошо кричат.
— Девушки! — окликнула Верунька табунок. — «Младу»!
Запели дружно про свое, девичье:
Войду, млада, в сенечки,
Возьму, млада, ведерки,
Пущу ведра под гору:
«Станьте, ведра, молодцем,
Коромысло змейкою,
А я, млада, яблонью».
Парни бросили первую песню, грянули другую, забивая девичьи голоса:
Недолго цветочку во садике цвести,
Недолго цветочку на стопочке висеть,
Пора из цветочку веночек свить…
Девушки переждали и допели свою песню до конца:
Тут ехали ехальцы,
Рубят яблонь под корень,
Колют доски дончатыя,
Делают гусли звончатыя.
Кому в гусли играти?
Играть в гусли ровнюшке.
Настя Никитична шла с певуньями в ногу, притихнув, как неумелая квакушечка. Слезы стояли у горла. Она радовалась, что девушки поют самозабвенно, не тревожат ее, молчащую, не видят ее непутевых, все же пролившихся слез. Ей показалось, что она вернулась из дальнего путешествия на родную землю, к родным людям…
Околицей вышли к большому, погруженному во тьму дому.
Верунька оставила Настю Никитичну, побежала куда-то, цепочка рассыпалась.
— Ключ на месте! — раздался голос Веруньки.
Дверь в дом отворилась.
В горнице пахло мытыми полами и восковыми свечами. Под потолком жеманилась затейливая люстра в пять рожков, но девушки, как и их бабушки, жгли свечи.
Рассаживались на лавках вдоль стен — занимали место — и стайками убегали на другую половину дома.
— Никогда, говоришь, не была на посиделках? — спросила шепотом Верунька.
— Не была. Спасибо, что взяли.
Верунька поглядела на Настю Никитичну, оценивая, и осталась довольна.
— Ты пригожая. Тебя сразу полюбят. Да уж и полюбили, видно.
— Илья Муромец, что ли? — засмеялась глазами Настя Никитична.
— Какой Илья! Финист.
— Это большой такой? Который танцевал плохо?
— Подожди! — сказала Верунька обиженно. — Ты сейчас поглядишь, как он танцует.
— Феникс ясное солнышко? — удивилась Настя Никитична.
— Финист! — поправила Верунька и немножко отвернулась.
— А почему Федорова на посиделки не ходит?
— А это для нее пережиток! Мы ее раз позвали, а больше — ни! — Верунька вопросительно и не без вызова поглядела Насте Никитичне в глаза: еще неизвестно, мол, что ты скажешь.
В горницу вернулись девушки, бегавшие на другую половину дома, в сарафанах, в кокошниках, в башмачках. Цветы по подолу сарафанов чистым золотом шиты, жемчугом. На кокошниках узоры выложены, опять же жемчугом.
— Наша очередь! — потянула Верунька Настю Никитичну.
