Теперь я мог видеть все и всех. Но этим радости исчерпывались.
Их было трое: мужчина, женщина и тот амбал, что ворочал меня, словно тряпичную куклу. Амбал мало чем отличался от других представителей своего отряда шкафообразных: корпусная мебель, она все равно мебель. Фанерная вещь. Мужичонка тоже на первый взгляд казался ну никакой ― его глубокие залысины и коричневое сморщенное, как старческая мошонка, личико можно встретить за канцелярским столом решительно любого учреждения средней руки. Зато выделялась его подруга. Красивая шатенистая стерва, крутобедрая и большегрудая, в тесной фиолетовой юбке и черном с кружевами жакете. Б-бабец, называет таких Прокопчик с каким-то особым сладострастным придыханием.
Некоторое время они молча разглядывали нас. То ли выбирали, с кого начать. То ли кого сначала кончить. Первой, как ни странно, заговорила дама. Капризно надув чувственные, небрежно намазанные бордовым цветом губки, она обернулась к замершему на почтительном расстоянии амбалу, раздраженно дернула подбородком в сторону разукрашенного, как индеец на тропе войны, Мерина и процедила:
― А этого хуесоса чего с собой притащили?
Ее низкий голос хрустел, как битое стекло под ногами.
В ответ шкафоподобный стеснительно пошевелил мышцами плеч и шеи ― вполне возможно, это движение имитировало у него работу мозга.
― Так ведь... ― пробормотал он. ― Как же... Не бросать же было?
― Могли бы и бросить, ― неприязненно хмыкнула бабец. ― Чем дрянь со всего города тащить...
И тут неожиданно взял слово Мерин.
― Напрасно вы так про меня, Валерия Никитишна, напрасно... Я хоть товарец и не первой свежести, а кой на что способен. Вон хоть у Павла Петровича спросите! Пуд соли мы с ним вместе не съели, а хороший мешок табачку наверняка выкурили!
Если он ставил целью поразить хозяев, то добился своего в полной мере. Скомканная рожица мужичка даже слегка расправилась от удивления.
― Василий Никодимыч, уж не ты ли? ― пробормотал он, наклоняясь вперед и близоруко щуря глазки.
― Я, Пашуня, как видишь, ― довольный произведенным впечатлением, подтвердил тот.
Пашуня всплеснул руками и заулыбался двумя рядами потрясающе ровных фарфоровых зубов:
― Да быть не может! Товарищ майор, какая встреча! ― Теперь он присел на корточки рядом с Мерином, пальцами пощупал, словно не веря глазам, шуршащую серебристую материю у того на груди, сдвинул ему на затылок парик и захохотал: ― Щербачок, да это и вправду ты! Мать честна!
