Дыба, догадался я с ужасом. Это пыточная камера!
Следующим движением я попытался резко приподняться и сесть. Безнадежно. Со стороны, наверное, это смахивало на конвульсии разрубленного лопатой дождевого червя.
― Я тоже сперва испугался, ― негромко просипели где-то у меня за левым ухом. ― Но это так, декорация.
Голос явно не принадлежал заике-Прокопчику. Червь извернулся в совсем уж немыслимом зигзаге: мне удалось оказаться лицом к говорящему. Это был Мерин.
― Удивительно переменчива фортуна, не правда ли? ― поинтересовался он, заметно шепелявя: у него оказался выбит зуб или даже несколько.
Я пригляделся к товарищу по несчастью. Давешнее платье на нем неприлично задралось по самые ягодицы. Парик съехал набок. А измазанное косметикой лицо в сочетании со свежими ссадинами и кровоподтеками смотрелось как чудовищная маскарадная маска. Но голос был спокойным и ироничным:
― Кстати, декорация-то она декорация, но модель, можно сказать, действующая. А в древности, скажу я вам, умели людишки друг друга мучить. Дыба ― она чем хороша? Укладываешь испытуемого, и можно его хоть сжимать, хоть растягивать. Очень эффективно получается ломать ему мелкие кости. И даже кожу сдирать. Мне, например, однажды пришлось...
― Ну, кое-кому это только в кайф, ― почти истерически оборвал я его. Мой желудок начал ползком приближаться к горлу, и я понял, что подробное описание пыточных процедур сейчас не слишком будет способствовать подъему настроения.
Но Мерин был настроен неагрессивно. Легко вздохнув, он просто отвернулся от меня, пробормотав себе под нос разбитыми губами:
― Ах, что вы все в этом понимаете...
Подобный пацифизм не устроил уже меня.
― Эй, эй, ― прикрикнул я на него, ― сейчас не время бодаться. Надо думать, как отсюда слинять.
Мерин засмеялся.
― Если мы там, где я думаю, слинять не больно-то удастся.
― А где мы? ― спросил я.
Но ответить он не успел.
С тяжелым скрипом отворилась обитая железом дверь, и узкая полоска света упала на нас с Мерином, валявшихся на лежалых соломенных подстилках. В помещение вошли несколько пар ног ― все, что я мог увидеть из своего униженного положения. Лодыжка еще помнила чудовищный удар армейского ботинка, сваливший меня наземь. Поэтому тот факт, что появившиеся в дверях ноги обуты в гражданское, уже показался мне отрадным. Как мало человеку надо!
Но через пару мгновений мне было дано понять, что руки у цивильных посетителей ничуть не хилее тех, армейского образца, что волокли нас по лестнице и закидывали в машину. Меня легко, как кутенка, подняли за шкирку и весьма небрежно перевели в сидячее положение, спиной к какому-то приспособлению, больше всего напоминавшему пыточное колесо.
