Но ему не пришлось «показать себя». Вскоре нажали красные, вышибли Анненкова из Лепсинска, а «полковник», теперь уже без бакенбард и усов, вышел на трибуну в знакомой железнодорожной форме и начал свою речь волнующим новым словом: «Товарищи!..» Как же раньше Яков не узнал его! Это же Лозовой! Старый друг отца Василий Фомич Лозовой! Наверное, потому не угадал, что прежде только в сумерки да ночью его видел.
Пробился к нему Яшка после митинга, обиду свою высказал: почему Василий Фомич не открылся ему? А Лозовой ответил: «Нельзя было, Яша, открываться, поручение выполнял. Мы с тобой и так друг на друга не в обиде, прожили неплохо».
— Трудно тогда жилось. Если бы не Василий Фомич, хоть с голоду умирай... Он нам в ту пору три полосатых чувала муки прислал.
Не стал Яков рассказывать начальнику заставы и о памятной встрече Лозового с Флегонтом Мордовцевым.
...Отправляли со станции воинский эшелон. Уезжал на фронт красногвардейский полк, комиссаром которого только что был назначен Лозовой. Народу собралось полным-полно. Духовая музыка играла. Яшка тоже пришел на станцию вместе с матерью — радостный оттого, что прогнали беляков, грустный потому, что уезжал близкий человек. Он изо всех сил тянул шею, чтобы в сутолоке хоть еще раз увидеть «своего» комиссара. Смотрел Яшка во все стороны, а больше всего на паровоз: почему-то был уверен, что комиссар должен быть обязательно на паровозе. Лозовой сам подошел к ним. Обнял на прощание и по-русски трижды расцеловал мать, а потом Яшку. Минуту спустя Яшка почувствовал на себе чей-то взгляд и оглянулся. Поодаль стоял Флегонт Мордовцев и такими лютыми глазами следил за комиссаром, что даже далеко не трусливому Яшке стало страшно. Мордовцев сразу изменил выражение лица и помахал ему рукой, как доброму знакомому. Однако не успел скрыть своей ненависти к комиссару.
— Василий Фомич, погляди, Флегонт-то съесть тебя готов, — сказал Яшка.
Мать, и без того смущенная, оглянулась, вспыхнула как маков цвет, опустила глаза. Лозовой ответить не успел: его окликнули, потащили куда-то к теплушкам, в которых уезжали красноармейцы.
С тех пор Якову не пришлось встречаться с Лозовым.
Теперь-то Яков хорошо понимал, что у Мордовцева были свои причины не любить комиссара: он ревновал Лозового к матери. Но была ли это только ревность, он не знал. После отъезда Василия Фомича на фронт мать не хотела и слышать о Флегонте. На что-то надеялась, думала, наверное, еще раз встретить Василия Фомича, узнать, все ли по-старому у него с семьей.
