Прислонившись к резной стойке крыльца, Яков слушал мать, не зная, как отнестись к ее словам. Он все еще не мог свыкнуться с мыслью, что мать выходит замуж, что в доме свадьба и что отныне Флегонт Мордовцев — его отчим.
Никогда прежде Яков не думал о матери как о женщине, имеющей право на личную жизнь. Из Лепсинска, где они жили после смерти отца, мать уехала на три месяца раньше Якова и его жены Ольги, не объяснив причины преждевременного отъезда. И вот теперь новость — свадьба...
— Как знаете, мама, — растерянно проговорил Яков. — Вы ведь в письме просили заехать...
Он снова посмотрел на мать: она удивительно похорошела за те три месяца, которые пробыла здесь, в городе.
«Видно, нашла свое бабье счастье, — подумал Яков. — Что ж, не все ей бедовать. Пора и в достатке пожить. Хозяйство у Флегонта крепкое. Ишь какой дом отгрохал. Крыльцо, наличники как в хоромах, с резьбой... На трубе жестяной петух. Вроде неплохой человек Флегонт: непьющий, трудяга».
— Как знаете, мама, — повторил Яков. — Один уеду...
— Не один, сынок, с молодой женой, — поправила его мать. — Своей семьей жить будешь. Чего ж еще-то надо?
— Вроде ничего, — по-прежнему несколько растерянно ответил Яков. Мысленно он соглашался с матерью: теперь и впрямь все у него есть.
Женился по любви. Ольга тоже любит его. На Даугане им обещали квартиру. Сам он будет работать, как работал отец, на ремонте дороги. Лошадь для бригады в дорожном управлении дали. И все же... не просто вот так сразу расстаться с матерью.
Скрипнула дверь. Шум и гомон из комнаты, именуемой «залой», вырвались в сени. Послышались твердые шаги. На крыльцо вышел бравый и подтянутый, выглядевший намного моложе своих сорока пяти лет, Флегонт Мордовцев.
— Глашенька, гости ждут. Яков Григорич, что ж здесь-то стоять? — Флегонт развел руками, как бы говоря: «Можно ли в такой день думать о делах?»
Мать улыбнулась, торопливо ушла к гостям. Якова покоробила эта поспешность. Но опять-таки ничего он не мог сказать против Мордовцева: ведет себя как любящий муж, радушный хозяин. Яков стоял и клял себя за появившуюся вдруг привычную с детства робость перед этим человеком. Флегонт был на целую голову ниже его, но держался с такой молодцеватой осанкой, что разница в росте совсем не была заметна. Крепкое, с прямым точеным носом и плотно сжатыми губами лицо, карие с прищуром внимательные глаза Флегонта светились радостью. Кажется, он в самом деле счастлив. Что ж, как говорят, совет да любовь. Но ведь выходит за него замуж не кто-нибудь, а родная мать. А как же вся их прежняя, в таких лишениях прожитая жизнь? Как же память отца?
