— Так точно, товарищ полковник! В девятнадцать тридцать все будут построены, собраны в клубе (капитан прищелкнул каблуками).
— Ну вот и ладно. Такая беседа сейчас будет очень даже кстати, — сказал Артамонов. — Готов ли, Андрей Петрович? Не слишком ли устал с дороги? Я бы не очень настаивал, да времени в обрез: утром на Дауган, к вечеру — совещание у генерала.
— К беседе я готов, товарищ полковник, — отозвался Андрей. — Но стоит ли все организовывать так официально? Объявлять построение, собирать в клубе? Как бы между делом разговор получается душевней, — Андрей заметил устремленный на него настороженный взгляд Ястребилова. Но у капитана хватило такта не высказаться раньше полковника.
— Ну, не хочешь в клубе с трибуны, пусть соберутся в холодочке возле клуба, — согласился Артамонов. — Комендант, подскажешь старшине, он знает, как сделать...
Ястребилов только головой покачал. Вслух сказал:
— Есть! Будет сделано, товарищ полковник!..
Спустя полчаса, едва умывшись и поужинав, полковник Артамонов, старший политрук Самохин и капитан Ястребилов подходили к помещению клуба, с теневой стороны которого, под развесистой шелковицей, оставившей чернильно-синие следы зрелых ягод на деревянном столе и скамьях, уже собрались все свободные от нарядов пограничники комендатуры.
Сейчас Андрей должен будет выступить, как сказал полковник Артамонов, перед «личным составом». Но какой всегда разный и многоликий этот личный состав...
Самохин весь подобрался, ощущая внутренний холодок.
По многим признакам он сразу определил, что здесь собрались почти все вчерашние «гражданские» люди, и очень молодые, и пожилые — в неподогнанном как следует обмундировании, остриженные под машинку с просвечивающей сквозь короткие волосы кожей головы, особенно светлой по сравнению с загорелыми лицами.
Чисто выстиранное, но бывшее в употреблении хлопчатобумажное обмундирование, называемое на военном лексиконе БУ, было еще не главным, что подтверждало впечатление Андрея. Главным было то, что каждый, присутствуя здесь, все еще оставался в мыслях с семьей, с друзьями, тем кругом отношений, который называется гражданкой. Старую жизнь пришлось оторвать от сердца, она осталась лишь в воспоминаниях. Новая, необычная и тревожная, пока что только осваивалась. Именно он, замполит Самохин, может быть, больше, чем остальные начальники, должен был помочь каждому из этих людей освоить эту новую жизнь, сделать ее наполненной смыслом и значением.
