, что ты джаншуз шурави — советский шпион. К геок-папак пойдешь, Патьме и твоим щенкам головы отрежем, в мешок положим, через гулили бросим, тебя самого посреди Кара-Кумов найдем... Твоя дочь Дурсун с двумя твоими внуками, говорит, у меня живут».
Хейдар тяжко вздохнул, развел руками.
— Что мне делать, джан Ичан? Своими дорогими детками я, как веревками, по рукам и ногам связан.
Ичан во время рассказа Хейдара то вскакивал со своего места, то снова садился. Он и жалел старика и негодовал. Но что можно сделать, когда враги взяли Хейдара в стальной капкан? Не выдержав, возмущенно спросил:
— Откуда взялся в песках этот Аббас-Кули? Его же раньше нас взяли и в лагерь послали?
— Ай, я у него тоже спрашивал, — отозвался Хейдар. — Бомбежка, говорит, была, когда заключенных перевозили. Поезд с заключенными Гитлер разбомбил, спаси его аллах. Говорит, бежал с дороги. Аббас-Кули банду набрал. Нас, говорит, в песках много. Меня, говорит, выдашь, другие отомстят... Одному тебе, Ичан, я это сказал...
Ичан задумался. Молчал и Хейдар, уставившись широко открытыми глазами в костер.
— Это и есть то дело, какое тебе Аббас-Кули поручал: всех недовольных в пески отправлять, среди чабанов пособников искать? — спросил Ичан.
— Нет, дорогой. Пособники само собой, а дело другое.
— Ты бы мне сказал, яш-улы, какое дело, — вдвоем что-нибудь придумали бы!..
— Зачем тебе? Сейчас я один мучаюсь, а то вместе будем. Курды говорят: не раскрывай своей тайны другу, а имени друга — врагу. И без того Аббас-Кули будет к тебе ключи подбирать.
— Почему так думаешь? — с тревогой спросил Ичан.
— У него на учете каждый, кто в лагерях побывал. Здесь он где-то ходит.
— Ты бы все-таки сказал мне, яш-улы, какое там у тебя еще дело. Теперь думать буду, голова будет болеть.
— Ай, Ичан, что тебе до того дела? Мне все равно пропадать: сделаю, геок-папак на дне моря найдут, голову снимут. Не сделаю — люди Аббаса-Кули и меня, и Патьму, и деток моих всех зарежут. У Аббаса-Кули бичак длинный...
Словно по команде раздался свирепый лай собак, Ичан вскочил и бросился на шум в темноту ночи. До слуха его донесся быстрый удаляющийся топот. Кто-то уходил на лошадях. Воры! Украли овец! Только последний человек может решиться на такое...
— Акбелек! Ёлбарс! Бярикель! Назад! Бярикель![24]
Если неизвестные убьют собак, как он будет пасти отару?
Бегом вернувшись к стану, Ичан достал керосиновый фонарь «летучая мышь», который зажигал только в исключительных случаях. Сейчас был как раз такой случай. Сунув лучину в костер, зажег фонарь, теперь уже вместе с Хейдаром вернулся к тому месту, от которого бросились в погоню собаки. На сухой земле трудно было рассмотреть следы, но первое, что установил Ичан, здесь были пять или шесть человек на лошадях. Пробежав некоторое расстояние по следу верховых, он увидел на мягкой осыпи след ишака, того самого, на котором уехал искать родники его подпасок чолок Рамазан.
