Заклат явился по требованию управляющего. Это был мужчина среднего роста, полный, крепкий, с крупными грубыми чертами и шрамами на подбородке и шее. Они сели рядом, и Заклат сказал:
— До меня дошли плохие новости.
— Как быстро расходятся дурные вести! — с раздражением заметила Хода.
Аль-Эфенди бросил на Заклата хитрый взгляд.
— Это удар не только по нашей чести, это задевает и тебя, — сказал он.
— Уже долгое время никто не брался за дубинку, давненько не было кровопролития, — зарычал Заклат.
Хода улыбнулась:
— Что за гордецы эти Хамданы! Среди них нет ни одного богатыря, и тем не менее самый жалкий из них мнит себя господином.
— Торговцы и попрошайки! — отозвался Заклат с презрением. — Ни одного надсмотрщика из их гнилого рода не вышло!
— Что будем делать, Заклат? — спросил аль-Эфенди.
— Давить как тараканов!
Эти слова и услышал Габаль, вошедший в зал. После прогулки на свежем воздухе щеки у него порозовели. В его гибком сильном теле чувствовалась юношеская легкость, лицо выглядело открытым, в особенности благодаря прямому носу и большим умным глазам. Он почтительно поздоровался со всеми и начал рассказывать об участках, которые ему удалось сегодня сдать в аренду. Однако Хода-ханум прервала его:
— Садись, Габаль. Мы ждали тебя для одного важного дела.
Габаль сел, в его взгляде отразилась неловкость, которая не осталась незамеченной Ходой.
— Я вижу, ты догадываешься, чем мы так озабочены.
— На улице все об этом говорят, — тихо ответил он.
Хода взглянула на мужа и прикрикнула:
— Слышал? Все ждут, как мы поступим.
Черты Заклата стали еще безобразнее, и он сказал:
— Это пламя можно потушить одной горстью земли. Мне уже не терпится!
— Тебе есть что сказать, Габаль? — повернулась к нему Хода.
Скрывая свои чувства, Габаль уставился в пол.
— Все в ваших руках, госпожа, — ответил он.
— Мне важно знать твое мнение.
Он долго раздумывал под пристальным взглядом аль-Эфенди, Заклат же смотрел на него свысока.
— Госпожа, я ваш воспитанник, вашей милостью. Я не знаю, что сказать. Я лишь один из Хамданов.
Хода резко ответила:
— Почему ты говоришь о Хамданах? Среди них нет ни твоего отца, ни матери, никого из твоих родственников!
Аль-Эфенди ухмыльнулся, но ничего не произнес. На лице Габаля отразилось мучение, которое он не в силах был скрыть.
— Мои отец и мать из рода Хамдан, — ответил он. — Этого никто не может отрицать.
— Как я разочарована в сыне… — проговорила Хода.
— Господи! Ничто на свете не может поколебать моей преданности тебе. Но факт есть факт, и ничего нельзя изменить.
