Теряя терпение, аль-Эфенди поднялся и обратился к Заклату:
— Не слушай этих пререканий! Не трать время попусту!
Заклат поднялся с улыбкой. Ханум украдкой посмотрела на Габаля и сказала:
— Держи себя в руках, Заклат! Мы хотим проучить их, а не уничтожить.
Заклат ушел. Аль-Эфенди бросил на Габаля взгляд, полный упрека, и с сарказмом спросил:
— Значит, ты, Габаль, из рода Хамдан?
Габаль предпочел промолчать. Хода пожалела его:
— Всей душой он с нами. Просто перед Заклатом он не смог отречься от своей семьи.
С нескрываемой грустью Габаль сказал:
— Они так несчастны, госпожа, хотя у них благороднейшее на этой улице происхождение.
— Какое может быть происхождение на этой улице? — вышел из себя аль-Эфенди.
Габаль, посерьезнев, ответил:
— Мы — сыновья Адхама. И дед наш все еще жив. Да продлит Всевышний его годы!
— А кто докажет, что именно он его сын? Может, так и поговаривают, но не стоит это использовать, чтобы отнимать у людей имущество.
— Мы не желаем им зла, — добавила Хода, — если только они не жаждут наших денег.
Решив закончить этот разговор, аль-Эфенди обратился к Габалю:
— Иди работать! И не думай больше ни о чем, кроме работы!
Габаль спустился в сад и направился в контору. Он должен был записать в журнал все договоры на аренду и подвести счета за месяц. Но, расстроенный, он не мог сосредоточиться. Непонятно за что, Хамданы его недолюбливали. Он чувствовал это и вспоминал, как холодно его встречали в кофейне Хамдана те несколько раз, когда он там появлялся. Но еще больше его огорчало то зло, которое замышлялось против них, больше, чем их пренебрежительное отношение к нему. Он хотел отвести от них беду. Если бы не его любовь к дому, где его приютили и воспитали как родного сына! Что бы с ним сейчас было, если бы не жалость Ходы? Двадцать лет назад Хода-ханум увидела барахтающегося в луже голого малыша. Она остановилась и долго любовалась им, пока ее сердце, лишенное радости материнства, не наполнилось нежностью к этому ребеночку. Она приказала отнести его к ней в дом, он же не переставал плакать от страха. Ханум навела справки и выяснила, что мальчик сирота и находится на попечении торговки курами. Ханум пригласила ее к себе и попросила отказаться от ребенка в ее пользу. Та охотно согласилась. Так Габаль стал воспитываться в самом лучшем доме улицы, доме управляющего, окруженный его заботой и материнской любовью ханум. Его отдали в школу, где он научился читать и писать. А когда он достиг совершеннолетия, аль-Эфенди поручил ему вести дела имения. Все арендаторы стали обращаться к нему не иначе, как «господин помощник управляющего», и провожать взглядами, полными почтения и восхищения. Жизнь, казалось, была к нему благосклонна и обещала стать еще прекраснее. Но тут взбунтовались Хамданы. Габаль осознал, что он больше не единое целое, как думал все это время. Стало очевидно, что его нутро расколото надвое. Одна часть его души была предана матери, другая в замешательстве вопрошала: «А как же Хамданы?!»
