Впрочем, зачем обращаться к такому далекому прошлому? Найдется кто-нибудь, кто докопается до Жермены Стевенар. Это совсем не сложно, тем более что адрес ее сообщил Ломону прокурор и притом с самыми честными намерениями: он давал ей перепечатывать свои лекции и работы по истории. И наконец, разве не всплывет имя Жюстена Лармина, который не проживает ныне в городе, но ежегодно наезжает сюда с женой проведать ее родственников?
Это случилось пять лет назад и послужило первопричиной всего, что затем последовало.
Фриссар наклонился к Ломону и прошептал на ухо:
— Он упивается своим красноречием.
Точно. Доктор Лазар явно затягивал показания, украшал их цветистыми фразами, и оставалось лишь удивляться, что он до сих пор не нашел случая отпустить одну из своих мрачных острот, неизменно вызывавших кислые улыбки у публики.
Тень на потолке все густела и, нависая над освещенной частью зала, словно заволакивала ее. Наклоняясь к одному из конвойных, с вида его ровеснику и чем-то на него похожему, Дьедонне Ламбер вполголоса что-то рассказывал — надо же убить время; конвойный смущенно поглядывал на председательствующего, опасаясь, как бы тот не сделал ему замечание.
Тишина наступила внезапно. Судебно-медицинский эксперт умолк и поочередно обвел глазами присяжных, судей, прокурора, защитника, словно приглашая их задавать ему вопросы.
Никто не пошевелился. На мгновение на всех лицах проступило то выражение скуки, которое читается на иных тускло освещенных старинных портретах в Лувре.
Словно пытаясь избавиться от кошмара, Ломон сухо стукнул молотком, надел судейскую шапочку и негромко бросил:
— Объявляется перерыв на десять минут.
Публика поднялась с мест, чтобы размяться, и суд удалился.
Не поднимая и не поворачивая головы, д’Армемье заметил:
— У вас неважный вид.
Он курил сигару. Их было четверо или пятеро в туалете, отведенном специально для судей.
Армемье говорил с ним вполне дружески. Ломон мог бы ответить, что у него грипп, и, вероятно, пресек бы этим дальнейшие слухи. Но он промолчал все из той же гордости — ведь это был бы самый простой выход из положения — и только буркнул:
— Насморк замучил.
За ними, покуривая, ожидали своей очереди другие; в туалете царила атмосфера театрального антракта.
— Надеюсь, завтра вечером закончим, — продолжал Армемье. — В среду у меня лекция в Ангулеме.
Любопытно, что, стоя рядом с прокурором, Ломон подумал об отце. Видно, между обоими существует известное сходство. Их разделяет целое поколение, но невольно кажется, что принадлежат они к одной эпохе.
