Не садись в машину, где двое | страница 26
Тамиле с ребенком некуда было деваться, ее воспитывала до восемнадцати лет бабка-пророчица, а затем Тамила уехала жить в другой город к мужу. Бабка умерла, причем в день смерти от нее было получено письмо, прощание по полной форме. Оно шло четыре дня и попало в почтовый ящик ровно в день смерти. У Тамилы теперь не было своего угла. Муж издевался над ней как хотел. Как бы тоже вываживал.
Тамила только один раз сказала, что собственные перспективы у нее плоховатые. Как бы в подтверждение тому, что она знакома с будущим.
По счастью, муж полюбил дочку, которая была на него похожа. Но жена ему была не нужна. Он продолжал спокойно засаживать в нее струи своей спермы, ни о чем не заботясь. Тамила делала аборты. Ее организм был настроен на многочисленное цыганское потомство и затаривался с налету.
— Я не проживу долго, перспективы плоховатые,— так она и сказала как-то раз, глядя в пространство.
— Глупости говоришь, нельзя это. Нам никому не дано знать. Ты грешница, если на то пошло,— откликнулась с соседней койки пожилая тетя Валя.— Вот я молчу, то уж ты молчи и подавно! Жуковая!
У тетя Вали отказывали ноги, и причину врачи не нашли пока.
А «жуковые» у тети Вали были все брюнеты. Соню же она подзывала так: «Белобрысая, поди покличь сестру».
Как ни странно, преступный муж Тамилы являлся к ней каждый день, приносил собственноручно сваренный бульон в термосе, фрукты, сидел с ней в коридоре. Они приехали в Москву в отпуск. Мог бы он и убраться домой, нет! Таскался издалека, жил у родни на диванчике, заботился о жене, тихо с ней разговаривал. То ли тосковал без койки, то ли действительно испугался.
Тамила тоже — вот загадка! Не любящая мужа, она каждый раз его ждала, мылась и душилась, прихорашивалась, красила губы ярко-красной помадой.
— Твой пришел,— заслышав его стук в дверь (больничные не стучат), уважительно вздыхали соседки.
Тамила медленно и важно выходила на его этот зов и не возвращалась до ужина.
— Таких огневых да жуковых мужики любят,— говаривала тетя Валя.
Род, семья, загадки племени! Глупая маленькая Соня не могла взять в толк — рассказы Тамилы были одно, а на деле выходило по-другому. Ее симпатичный муж выглядел преданным, тупо влюбленным в свою жену, покорным тюфяком. А вот тридцать пять абортов были на самом деле, эта цифра стояла в истории болезни, Тамила почему-то показала ее Соне.
— Видишь? Тридцать пять. Они приходят ко мне во сне, умершие дети. Скоро они меня увидят на зеленом лугу,— тихо и значительно говорила она.