Матерые рыбаки-финалисты казались продуманно экипированными в резиновые сапоги химзащиты поверх унтов, кондовые полушубки и вязаные шапки. На одном из них, бородатом мужчине лет шестидесяти, коробом торчал длинный, до пят, плащ-«брезентуха», какой придавал ему вид степенного ямщика, только что припарковавшего русскую «тройку» около шеренги снегоходов. Кирилл, в легком не продуваемом ветром импортном комбинезоне, серьезным соперником не считался, и напрасно — ловить рыбу он умел. Свою феноменальную интуицию, которую дядя Слава благоговейно называл «нюхом», Кирилл приобрел, потому что, не ограничиваясь простой чистой радостью ловли на спиннинг, когда после подсечки из омута взлетает на леске живая серебристая дуга громадной щуки, имел привычку читать книги и справочники по ихтиологии, а, главное — думать. По этой же причине экономист из Кирилла Владимировича Олешкевича должен был получиться если не выдающимся, то очень толковым.
По свистку главного судьи, державшего в руке секундомер, рыбаки кинулись врассыпную… Помня, каким образом папа Карло обловил его сегодня, выбрав место поближе к берегу, Кирилл взял резко влево, к устью впадавшего в реку притока, еле угадываемого по неглубокому ложку, заваленному сугробами. За ним, гремя плащом, как пустой консервной банкой, тяжело топал валенками «ямщик». Все вместе очень напоминало съемку кинофильма о «золотой лихорадке» времен покорения Клондайка.
Кирилл уже начал разбуривать лунку, когда пенсионер, вызывавший у него какие-то неотчетливые песенные ассоциации: «…гони-ка в табор…» и «…в той степи глухой замерзал…» — остановился около.
— Ты ведь Олешкевич? Знам про ваше фартовое семейство. Ничего, ежели я тут?.. — «ямщик», сбивший дыхание при быстрой ходьбе, не смог выговорить «устроюсь».
Коротко кивнув, Кирилл так приналег на шнековый ледобур, что из-под него брызнула стеклянная мелочь мелких льдинок… Его мучила мысль о чем-то упущенном: не о Катерине — мечтать о ней наспех он не желал, — а о каком-то незначительном факте…
И тут Кирилл понял, что мимоходом удивило его на контрольном взвешивании: один налим отличался от других четырех предъявленных. Нет, конечно, и у него была все та же широкая, как бы ухмыляющаяся, характерная для тресковых, пасть хищника и макси-плавник вдоль всей пятнистой спины, но если остальные выглядели замороженными поленьями, то этот налим — пусть и уснувшей, но живой рыбой. «Только что поймали! — додумался Кирилл. — Хотя налим кормится ночью, особенно при ненастной погоде, и днем его можно выловить, если только он сошел с ума. Но уже весна, и я сошел с ума по Рыбе Кэт. А он чем хуже?! Во всяком случае, попытаться стоит. „Налимья тропа“ обычно находится на отмели в устье притока, причем со стороны течения большой реки…»
