…Иду по знакомой улице, утопающей в громадных цветах. Их
розовые, белые и пурпурные соцветия благоухают не так, как на юге, одурманивая
и кружа голову, а изысканно тонко, нежно лаская своими ароматами обоняние. С
необычно высокого бирюзового неба льется яркий, но опять же вовсе не
ослепляющий солнечный свет, а рассеянный и вездесущий. Впрочем, солнечный ли?
Наличие светила я только предполагаю, но не вижу: свет льется с неба, но как бы
отовсюду, не создавая теней. Мягкое тепло нежит кожу… Ноги несут меня сами, как
по воздуху. Перемещаюсь не шагами, а мысленными приближениями. Вокруг так же
невесомо движутся люди. Они не задевают и вообще не мешают мне, наоборот, от
них исходит какое-то незнакомое излучение любви и тепла. Деревья ¾ одно удивительней другого ¾ украшены золотистыми листьями и
благоуханными наливными плодами. Их причудливые кроны слегка колышутся и
шелестят замшево-перламутровыми листиками и коралловыми веточками. Ветерок
приятно потягивает то с гор, величественно сияющих вдали, то с реки, плавно
текущей по руслу уютной долины. Мне здесь до детских слез всё радостно знакомо,
но никак не могу понять, где все это. И почему здесь так необычно красиво?
Когда дивная картина тает, возвращаюсь в мир моей болезни,
моей суеты, шума, грязи и ругани. Меня наполняет горькое сожаление. Такое
горькое, что даже во рту, во всем теле, в каждой клеточке чувствую желчную,
едкую горечь…
Наконец, заказчик с крановым ушли. Бригадир уже вернулся и
властно раздает подчиненным команды. Вася уехал, наверное, обедать. Заглядывает
бригадир, веселый, обдает меня запахом здорового мужицкого пота и лихим
весельем ¾ видно не зря машину
прогонял, с пользой… Сочувственно предлагает мне ехать домой ¾ отлежаться. Уверяет, что все будет в
порядке, он проследит. Пытаюсь ему объяснить, что у меня дела намечены, мне бы
только малость отсидеться, а потом уж я… Бригадир машет рукой и объявляет, что
машина подана, чтобы я отправлялся баеньки. С начальственным вздохом крайне
озабоченного трудяги встаю. Кое-как забираюсь в кабину, еще раз поминая
нелегким словом конструктора этой ужасной ного–выво–рачи–вающей подножки…
До вечера лежу в постели. Тело налилось гадкой тяжелой
вялостью. Пошевелиться ¾ и то
трудно. Меня постоянно мучает жажда. Чтобы дотянуться до стакана воды,
требуются немыслимые усилия. Сознание цепляется за какие-то несущественные
мелочи: рассматриваю потолок, стену, выключатель… Тупо глазею в одну точку,
потом в другую. Временами проваливаюсь в сон. За окном стемнело. После
очередного погружения в небытие, просыпаюсь, чувствую в себе силы встать с
постели.
