— Чего там, отыщем, вернем молодцов! — пообещал
Клим Никифорович.
Завел машину, выехал из монастыря, но сначала
решил воспользоваться тем, что он на сей раз без наместника, и завернуть к
одной матушке, которая обещала продать ему половину дома. Дело в том, что он
хотел купить его “тайнообразующе”, не доводя до сведения отца Иустина. Потому
что подозревал, что Иустин его на покупку не благословит, скажет: “Никифорович,
зачем тебе дом? Тебе постригаться надо, плохо ли тебе в монастыре?”. Потому что
отец наместник считал, что всякий монах, владеющий недвижимостью,
неблагонадежен для монастыря. Может быть, даже неблагонадежен для Царства
Небесного, но отец Иустин не дерзал делать таких рискованных обобщений. А ему,
Никифоровичу, совсем-то в монастырь уходить боязно. А вдруг что не так —
выгонят его, где он жить-то тогда будет на старости лет? А тут — дом купит,
будут у него тылы. А вот именно тылы-то Иустин-наместник у монахов и не любил.
Короче, завернул Никифорович к этой рабе Божией, та его потчевать, оладушки со
сметанкой, с пылу с жару. Разморило Никифоровича, размяк он.
— О цене, — она говорит, — не беспокойся,
Никифорович, все будет путем...
Короче, счет времени потерял, сам и не знает,
сколько он у нее и пробыл, может, полчаса, может, час, а может, и все полтора.
Выехал от нее как в мороке каком: уж не колдует ли матушка эта, — так даже
подумалось ему. Дурман в голове. А что как монахи уже давно вернулись и
почивают в монастыре, пока он их тут по переулкам да по домам выискивает?
Начал с Лазарева крестника, но там случился
облом — в доме уже было темно, все спали, видимо, крестник “перепраздновал”
именины своего крестного. Во всяком случае, он долго не выходил на стук, потом
появился заспанный и плохо соображающий и огорошил Никифоровича, что Лазарь
ушел от него один-одинешенек, но это было “давным-давно”. Никифорович поехал к
моему дому, но и тот встретил его темными окнами, не оставлявшими никой надежды
на Дионисия.
И все же Никифорович оставил машину у подножья
холма и стал, цепляясь за кусты, карабкаться вверх, что в подряснике делать
было категорически неудобно, а со стороны, быть может, и вовсе смешно. Однако
вокруг никого не было, все возможные зрители уже или спали, или гуляли по
другим углам Троицка, и Никифорович наконец добрался до цели. Он вошел в
распахнутую калитку и тут же наткнулся на стоявшего буквально на карачках
страшного всклокоченного бомжа. Тот старательно рылся в сугробе.
