— То есть как
это — не поедет? — Ирина пожала плечами и насмешливо глянула на Одного
Приятеля. — Тогда я вынуждена буду прийти на прием к этому старцу и заявить
ему, апеллируя к его здравому смыслу, что ситуация перерастает из сомнительной
просто в критическую. Я, конечно, выскажу ему свое уважение и к его магическим
дарованиям, и к его познаниям в области религии и буду вести себя крайне
корректно. Я скажу, что я сама увлекаюсь и мистикой, и оккультизмом и что все
это мне близко, но что, когда это заходит слишком далеко, как это произошло с
моим сыном, тогда просто необходимо спуститься на землю и что-то делать. Я
скажу ему, — она встала посреди комнаты, словно репетируя будущую сцену: «Если
вы серьезный, опытный человек, вы должны рассудить, что мой сын вырос в Москве
среди элиты, он одаренный художник и его место, конечно, среди людей его круга
— за мольбертом, на вернисаже, в конце концов, на спектакле. Ваш образ
совершенно поразил его воображение — возможно, вы напомнили ему отца, который
был преклонных лет и умер, когда Александр только-только становился из ребенка
подростком. И все это очень понятно, но я прошу вас не задерживать его больше,
отпустить, а если он все-таки сам не пожелает вернуться — употребить все свое
влияние на него и выйти с честью из создавшегося положения!» И потом, — она
развела руками, — он живет там уже полгода, к экзаменам не явился, я даже думаю
— может быть, его оттуда уже не отпускают? Может быть, он дал какие-нибудь
обязательства; может быть, проник в какие-то их тайны, и ему теперь угрожают,
шантажируют! Он конечно же там опустился, опростился, стал заправским вахлаком,
забыл все, чему его учили дома! Нет, я просто обязана совершить этот жизненный
подвиг! — Волосы упали ей на лицо. — Поеду, пересекая эти немыслимые полуденные
и ночные пространства, где воют в лютой тоске ветра и бродят сумрачные унылые
тени! Правда, Тони? — она обратилась к пристально наблюдавшему за ней песику.
Он с
готовностью вскочил и завилял хвостом.
— А как мы с
тобой поем? А-у-у! — вдруг запела она.
Он блаженно
тявкнул несколько раз и, словно отыскав нужный тон, ответил радостно:
— А-у-у!
Она
догадалась, что этот согбенный благообразный старик в черном облаченье,
очевидно, и есть тот самый Сашин старец, к которому она обращала свои мысленные
посланья и вдохновенные речи, и потому направилась ему навстречу, ибо и он,
завидя ее, вдруг протянул к ней свои старческие, неожиданно красивые
длиннопалые руки и сам успел сделать несколько шагов, прежде чем она подошла к
нему.
