— Небесная-то
любовь — совсем иная! — он, торопясь и сбиваясь, глотал летящий снег. —
Небесная любовь, — он замедлил шаг и с умилением сложил ладони, — всему верит,
на все надеется. Она не превозносится, не досаждает, не завидует, не ищет
своего. А если не ищет своего, то, следственно, свободна от своего, так ведь?
— Наверное,
—подумав, кивнула Ирина.
— А если
свободна от своего, то и от всего мира свободна, так ведь?
— Это еще как
сказать, — она замахала рукой, кидаясь навстречу легковушке.
— Нет,
подождите. Бог есть любовь, ведь так?
— Пожалуй, —
кивнула она, отскакивая в сторону от пролетающего грузовика.
— А что нам
мешает быть с Богом, а? Сами же себе и мешаем, когда своим «я» от Него
загораживаемся, самих себя только и слушаемся, и слышим, да и видим-то только
себя, да еще и любуемся — экие мы особенные! А если мы сами себе мешаем быть с
Богом, значит мы мешаем себе и любить, верно? А коли мы любим, значит, мы с
Богом, значит не ищем своего, значит, сами себе не мешаем — следственно, мы
свободны? Логика! А если мы любим, — продолжал он с еще большим пылом, — и мы
свободны, значит, эта любовь и есть высшая наша свобода! Каково?
— О, —
сказала она, — какие вы приводите сложные построения!
— А значит, —
уже победоносно продолжал он, — чтобы стать свободным, надо убить в себе все,
что нас неволит; значит, чтобы полюбить небесной любовью, надо искоренить в
себе всякое пристрастие; а значит, что и ближнего человек не может полюбить
иначе, как осознав, в чем же это «враги человеку домашние его»! А враги-то они
ему, потому что в них-то и есть это его «свое»! А? Антиномия! — добавил он с
уважением.
Ирина уже
влезала в заснеженную « Волгу» с зеленым огоньком и уламывала таксиста довезти
ее за двойную плату до областного города.
— Наши
богословские споры еще не кончены! Последнее слово за мной, — закричала она, с
размаха захлопнув дверь.
Через
несколько минут она уже лихо подъезжала к развалившемуся забору, выпрыгивая на
ходу и давая распоряжения:
— Подождите
меня несколько минут — у меня здесь кое-какие подробности.
Влетев в
калитку, она едва не сбила с ног хозяйку, которая стояла у порога с большим
гусем на руках. Шея его безжизненно свешивалась, а голова почти касалась
Нехочиной ступни.
Что-то
кольнуло Ирину в сердце.
— Вот, —
прошамкала беззубо бабка, — а еще христиане! — Косолапо ступая и сгибаясь под
тяжестью ноши, она вошла в избу.
