«Да, —
подумала она. — Быт, конечно, есть прямое выражение человеческого нутра. Какого
внутреннего величия можно требовать от человека, который так раздрызганно и
безвкусно проявляет себя в быту! Эти серые бараки, эти голые лампочки под
потолком, эти облезлые стены... Вполне понятно, что один извлекает из
подсознания лишь грязные клочки неоформившихся эмоций, а другой — целые художественные
построения, емкие символы, глубокие аллюзии...»
— Посмотри,
руки у тебя, что обезьяньи лапки, — сморщенные, подробные. Я — твоя мать, а у
меня моложе...
Постепенно
бесноватые стали успокаиваться.
Ваня
ограничивался лишь каким-то умилительным и тихим «иго-го», Иринин «садовник»
перешел на отрывистые «вав», шаркающий мужчина вынул платок и стал вытирать
свою начальственную лысину, Татьяна стояла покорно на коленях, касаясь лицом
подрясника старца Иеронима.
— Зачем вы
здесь? — спросил Таврион, обеспокоенно глядя на Ирину.
— Это жизнь,
— ответила она, — от нее нельзя отмахнуться...
Ее
поташнивало все сильнее и сильнее.
— Не надо вам
здесь находиться, — твердо сказал он. — Здесь почти как в аду.
— А почему —
почти? — она сделала попытку улыбнуться.
— В аду еще
страшнее, — строго ответил монах. — Там уже нет надежды.
Она вышла на
воздух. Шел плотный густой снег. Влажный ветер ударил ей в лицо, но не освежил,
а, наоборот, перехватил дыханье, и она, едва успев выбежать за церковную
ограду, согнулась в три погибели над какой-то рытвиной.
Ее рвало
сильно, громко, до звона в ушах, до гулкой пустоты и рези в желудке, до горькой
слюны. Но она не конфузилась — она знала, что это ее плата за право оставаться
сильной, свободной, отважной, наконец, боголюбимой — светло летящей сквозь мрак
этого мира и отторгающей от себя все, не имеющее к этому отношения.
Через
пятнадцать минут она, уже умытая снегом и облитая французскими духами, твердо
шла по шоссе вдоль глухих заборов, оврагов и водокачек, оставляя за собой
благоуханный след и горячо голосуя всем подряд — от самосвала до милицейки —
проезжавшим мимо машинам.
— Мать Ирина!
— окликнул ее голос молоденького монашка, вслед за которым появился и он сам
из-за густой пелены снега. — Я вам за небесную-то любовь так вчера и не
ответил! Ну, вот это — «возлюби ближнего», вы спрашивали, помните?
— Вот как? —
она благосклонно посмотрела на него.
