— Ну и что!
— А вот
вернешься домой — поедом буду тебя есть! Со света сживу!
— Ад! Ад! Ад!
Ад!
— А я старцу
пожалуюсь — пусть он тебя выгонит!
— Да пойдем
лучше к девкам, — прибавился какой-то новый заунывный голос, — там винище,
современная музыка...
— А я думала,
ты там будешь... В Хаммеровском центре... Было просто роскошно. Американское
телевидение, послы, весь бомонд. А я у всех спрашивала — где же Ирина, неужели
ее не позвали? Они говорят — такая суматоха... и потом — это такой уровень!
— Искусство!
Искусство! — закивал тот, в телогрейке, падая от изнеможения.
— «Варвару,
Анастасию, Петра, Филиппа, Николая, Нину, Тита, Пелагею, Димитрия, Дарью,
Ксению, Феодора, Леонида, Павла, Александра, Еремея, Гавриила, Ирину, Софию,
Любовь, Владимира, Михаила...» — читал Таврион.
— Как, тебе
даже не позвонил? Он же на кинофестиваль сюда приезжал! Десять дней в Москве,
потом, кажется, в Ленинграде и Талине. А я думала, ты сейчас в ложах восседаешь
да по ночным барам вытанцовываешь!
Кто-то зажег
свет. «Да любите друг друга», — грянуло с высоты.
Вдруг дверь
распахнулась, и в церковь танцующей разудалой походкой ворвалась Татьяна.
Пальто на ней было расстегнуто и приспущено с одного плеча. Платок сбился
набок.
—
Поспела-таки на праздник жизни! — возгласила она. — Али не ждали? А еще хотели
меня от Господа оторвать! — она игриво погрозила старцу Иерониму пальцем. — Не
выйдет! — Она воинственно выставила вперед подбородок. — Господу моему
возлюбленному — Иисусу Христу — посвящает Татьяна свой белый танец!
Она подняла
руки над головой в каком-то исступленном жесте и отчаянно затопала, выбивая
чечетку.
Старец
подошел к ней и, не дожидаясь, когда она окончит выделывать немыслимые кунштюки
странно выгибающимися ногами, осенил ее крестным знамением. Она закричала на
него, тяжело дыша и загораживая лицо руками, но отступила назад. Он сильно
наклонил ей голову, положил на нее большую открытую книгу и продолжал читать
нараспев:
«Ибо Иисус
повелел нечистому духу выйти из сего человека; потому что он долгое время мучил
его, так что его связывали цепями и узами, сберегая его, но он разрывал узы и
был гоним бесом в пустыни. Иисус спросил: как тебе имя? Он сказал: легион».
Церковь
содрогнулась от воя, плача, стенания, рычания, крика.
Было душно, и
Ирина почувствовала, как волна тошноты подкатила к самому горлу. Достав из
сумки изящный флакончик, она помазала духами около губ и прикрыла рукою рот.
