— Искусство,
искусство, — кивал, как бы с кем-то соглашаясь, тот, — в продранной на рукаве
телогрейке, не переставая кланяться и креститься.
Баба с как бы
привязанной к голове подушкой упала на пол и покатилась по нему, колошматя
ногами и разгоняя бесновавшихся своим тучным, бьющимся в судорогах телом.
— Параскева!
Зачем сюда притопала? Я тебе говорил — не ходи туда, не ходи! — зычным мужским
голосом заорала вдруг ее давешняя собеседница, не желавшая исцеляться до конца.
Ирине пришло
в голову, что если она присутствует при сеансе массового психоза, то и сама
может волей-неволей поддаться его психологическому воздействию и даже
наговорить чего не следует. Поэтому она решила взмыть над этим, как она выразилась
про себя, «безусловно очень интересным жизненным материалом» на коне теории,
которая бы позволила ей отстраненно и беспристрастно следить за происходящим.
«Очевидно, —
подумала она, — объяснения этому можно отыскать у Фрейда. Тут, конечно, все
дело в нарушении каких-то функций, тормозящих подсознание...»
—
Представляешь, а она мне вдруг заявляет: «Это Ирина-то красивая женщина? Ну, —
говорит, — если б меня повозить по Европам со всякими там курортами и приемами
да еще нацепить все эти шикарные шмотки — я бы тоже, милая моя, за такие деньги
поневоле сделалась бы красавицей».
Озиравшаяся
миловидная девушка вдруг вытянула голову вперед и затряслась в беззвучном
смехе.
— А я тебе
говорила, что пойду, я предупреждала — не мучай меня, а то старцу пожалуюсь, —
вдруг строго и рассудительно произнесла Параскева тем нормальным женским
голосом, которым она рассказывала свою историю.
«Да, —
подумала Ирина, — конечно, это подсознание, которое выползает наружу. Человек
расслабляется, теряет над собой контроль, а инстинкты, выходя на поверхность,
вызывают у него состояние аффекта и давят на словесные рычаги. Обыкновенное
психопатическое явление. Все довольно просто».
— А я говорю:
«Да Ирина просто мученица» — а он мне на это такое понес, такое — уж не знаю.
Ирина, чем ты ему так досадила. Говорит: «Все были шокированы ее поведением,
просто возмущены... Да она направо и налево... Да ты только пойди на кладбище —
он столько лет как умер, а памятника все нет, могила осела, одни сгнившие
венки».
Большая
толстая баба, державшаяся за оградку амвона, вдруг встала на карачки и
захрюкала.
