— Бесовская
песнь! — махнул рукой Анатолий, но был тут же наказан, ибо опрокинул на себя
стакан компота.
— В конце
концов, человек должен и сам чего-то добиваться в этом мире, отстаивать свою
точку зрения, бороться за свои права — этого постоянно требует его чувство
собственного достоинства, его святая гордость! — продолжала она увлеченно.
— Да то ж
язычники, а то христиане! — все-таки не унимался молодой монашек.
— А я говорю
и о христианах тоже. Я говорю о праве каждого христианина...
— Нет у
христианина никаких прав! — вдруг сказал Таврион. — И чувства собственного
достоинства у него тоже нет.
— У него есть
только чувство собственного недостоинства, — пояснил Калиостро.
— Да вы —
настоящий ерник! — заметила она ему.
— Какие у
христианина права — быть гонимым? быть хулимым? быть распинаемым? — продолжал
русобородый.
— Отчего же?
— она пожала плечами. — У него есть право, отдавая кесарю кесарево, самому
требовать что-то от него. А ваша идея покорности властям мне кажется очень
удобной — никаких конфликтов.
— Всякая
власть от Бога, — вставил Анатолий.
— Вот-вот, —
улыбнулась она, — прекрасный аргумент! Ни к чему не обязывает. А велят вам
завтра церковь вашу закрыть — так вы и закроете?
— Послушание
кесарю имеет свой предел, — сказал Таврион медленно и как бы нехотя, и предел
этот — хранение заповедей Божиих. А если закроют церкви, такое тоже бывало, что
ж — вера не оскудеет и тогда, ибо земля обагрится мученической кровью.
Старец
поднялся из-за стола.
— Большое
спасибо, — сказала Ирина, пожимая ему руку.— У вас было дивно. В следующий раз,
если судьба еще занесет меня в ваши края, мы обязательно поговорим подольше. Я
раньше как-то не сталкивалась с вашим кругом людей — теперь я буду знать, что и
здесь встречаются философски настроенные, размышляющие люди, с которыми можно
поспорить и мило провести время... У меня к вам большая просьба — не могли бы
вы освободить Александра от его обязанностей и отпустить в Москву? Он мне очень
нужен, а без вашей санкции он не поедет. Поговорите с ним, убедите его в том,
что у него есть чисто фамильные обязанности — моих доводов он просто не желает
слушать, а со мной взял такой тон, что хоть святых выноси.
— Так вы
уезжаете? — спросил старец с сожалением.
— Я бы с
удовольствием пожила здесь, но — увы! — реальность требует моего возвращения,
рога трубят — ничего не поделаешь!
