— Так без
Бога — это камера пыток и есть! — вставил быстроглазый монашек.
— Муки
совести — это только путь к покаянию, а ад — это место, где нет живого Бога, —
упорно повторял Таврион. — Это — богооставленность.
— Какой же вы
спорщик! — улыбнулась она обворожительно. — И потом, — Ирина обратилась к
старцу, как бы вдруг вспомнив о чем-то, — почему это вы запрещаете монахам
жениться? Среди них есть молодые, красивые, блистательные молодые люди, и мне
видится в этом что-то варварское, допотопное, средневековое — лишать их
возможности иметь тонких образованных, всепонимающих жен, которые могли бы
помочь им в их духовных изысканиях! Они могли бы внести свой штрих, свой
колорит в устроение церкви. В конце концов, на Западе, где люди менее
консервативны, уже давно пришли к признанию необходимости женщин-священниц.
— Вот как? —
Калиостро поднял тонкие брови. — Дело принимает весьма опасный оборот!
Ирина
посмотрела на него с милой укоризной, и в ее мозгу пронеслась какая-то
пунктирная, но внятная история, как бы предваряющая его монашеское отречение:
несчастная любовь — разочарование — поиски женского совершенства — поворот
отверженной головы — широкий шаг по метельным улицам — бессонная ночь в летящем
в пустоту вагоне — презрительная неприкаянная улыбка — полный горделивого
отчаянья взор — разбитое охлажденное сердце...
— Ты чегой-то
говоришь-то, а? — опомнился Лёнюшка. — Какие такие жены? Да ведь монахи обет
безбрачия дают!
— Я и имею в
виду, что давно пора отменить все эти окостенелые формы, все эти инквизиторские
предписания, все эти аутодафе и обеты! Человеческое сознание развивается,
совершенствуется, а церковь не поспевает за ним.
— Да они же
тогда в леса убегут, монахи-то, если им начнут разрешать жениться! — сказал
Калиостро, поглядывая на нее смеющимися глазами.
— У вас есть
чувство юмора, — заметила Ирина. — Мой муж был очень образованным, широким
человеком, он тоже был очень религиозен — он верил и в Христа, и в Магомета, и
в Аллаха, и в Будду, и в индуизм со всеми его ответвлениями, потому что он
везде умел найти свою поэзию и какое-то рациональное зерно.
— Ко мне
сегодня на исповеди, — сказал Калиостро, широко улыбаясь, — подошел один
человек, и я был вынужден у него спросить: «А вы вообще-то веруете ли?» А он
мне ответил: «Верую, но так — в рамках разумного, в меру».
