— А почему ты
все-таки вышла за него замуж? — спросил Один Приятель, ядовито прищурившись. —
Ведь он был на тридцать лет тебя старше. Старик!
— Заурядный
человек всегда видит в незаурядном непревзойденного соперника, даже если тот
мертв. Ты не способен расслышать музыку наших отношений. А знаешь, как мы
познакомились? В очереди за огурцами. Представь — была ранняя весна, и мы с
подругой стояли в очереди, чтобы купить на свою нищенскую стипендию всего два каких-нибудь
там огурчика. А он стоял перед нами и накупил сразу кучу всего — и огурцов, и
помидоров, и оливок, и всякой зелени, и ананасовых компотов — и предложил нас
довезти с нашим «неподъемным» грузом на своей машине. Мы нырнули в нее,
пересмеиваясь и радуясь неожиданному приключению, а он повез нас на свою дачу,
пугая сказками о Синей Бороде. «Теперь вы мои пленницы, а пленниц надо кормить,
— говорил он, распахивая одну за другой стеклянные двери необъятных комнат. —
буду кормить вас французским сыром и мясом, усеянным шампиньонами, а поить буду
самым ледяным, сулящим ангину шампанским, с ананасовыми дольками. Другой
баланды у меня не припасено». А сам, между прочим, все время повторял, что
дача-де не его, а он только шофер хозяина... Ха-ха-ха! — она вдруг покраснела,
чувствуя на себе скучающий взгляд Одного Приятеля, пытающегося зевнуть.
— Ну и что? —
сказал он, прикрывая рот рукой. — Ну и что!
Ирина
огляделась: священники, кроме Тавриона вернулись в алтарь, Саша стоял на амвоне
за высокой узенькой кафедрой и читал по большой книге молитвы, стараясь
придерживаться общепринятых здесь специфических заклинательных интонаций. Ему
аккомпанировал другой — черноглазенький и всклокоченный, уже без голубого
наряда, в одном черном подряснике.
Около
Тавриона, оставшегося на прежнем месте, стоял теперь женоподобный Лёнюшка с
неподкупным выражением лица, с полотенцем, перекинутым через руку, и с высоким
золотым стаканчиком. Народ вытянулся в широкошумную очередь, чтобы получить от
русобородого таинственное начертание на лбу.
----------------------------
Отец Иероним
такой добрый! Он весь — сама любовь. Дионисий говорит: отец Иероним принимает
каждого человека, как ангела, и видит в каждом — образ Божий. А я вижу — духовное
повреждение. Я спросил о. Тавриона. Он сказал: это два способа видения одного и
того же. Я спросил: как так? Он сказал: чтобы видеть истинное — надо отсечь
искаженное; чтобы увидеть поврежденное — надо знать истинное. А потом добавил:
но первое — благодатней.
