«Тот, кто
играет с жизнью на большие ставки, — часто повторяла она, — сам попадает под
законы игры: рулетка раскручивается, и рок подставляет свой чет и нечет!»
— Ты чего
это, Пелагея? — возмутился вдруг Лёнюшка. — Она мне рыбку в чай уронила! — с
обидой в голосе пожаловался он Ирине.
Она
испугалась, как бы он опять не заставил старушку отбивать поклоны, и
предложила:
— Давайте я
вымою чашку, налью новый, а вы мне расскажите вашу удивительную жизненную
историю про Богоматерь.
Монах вдруг
преобразил капризную мину в какую-то постную улыбку и стал звучно отхлебывать
испорченный чай.
— Старец
Прохор, — мрачно сказал он, — когда ему приносили суп, закапывал его прямо с
кастрюлькой в землю на три дня и только после этого вкушал. Так он боролся с
бесом чревоугодия.
— Помилуйте,
— улыбнулась Ирина, — для этого есть иные, менее экстравагантные пути. Вот я,
например, отношусь к еде чисто символически — так только: поклюю и довольно...
А она была
уверена — стоит ей только овдоветь, и Ричард приедет за ней, прилетит,
прискачет и увезет в свой туманный Альбион с неизменными словами: «Наконец ты
свободна, о прекраснейшая из женщин! На коленях умоляю тебя осчастливить
несчастнейшего из смертных!» Но муж умер, а он все не ехал...
Была у него
одна песня с несложной музыкальной фразой: та-та-та, та-та, та-та-та. Почему-то
у нее и в их лучшую пору начинало щемить сердце от этого нехитрого плетения,
словно в предчувствии грядущих мытарств и трагедий, и она просила: «Дорогой, не
пой это больше, мне страшно». А потом просила: «Нет, спой, спой это мучительное
— та-та-та, та-та, та-та-та!» И тогда он тоже чего-то пугался и, завязывая ее
волосы вокруг своей шеи, говорил с улыбкой: «Посмотри, Ирина, а ведь я твой
пленник».
...Она
посылала ему телеграммы, где было написано латинскими буквами «ВНИМАЮ ГОЛОСУ
ТВОЕГО СЕРДЦА СКВОЗЬ ТОЛЩУ ДНЕЙ И ОБСТОЯТЕЛЬСТВ. ЖДУ НАШЕЙ НАЗНАЧЕННОЙ БОГОМ
ВСТРЕЧИ НА ЭТОЙ ЗАТЕРЯННОЙ В МИРАХ, ТРАГИЧНОЙ ЗЕМЛЕ». Звонила долгими глухими
ночами, и он брал трубку: «О, Ирина! Очень рад, а у нас туман».
— Лёнюшка,
тебя Ирина-то просила рассказать про Царицу Небесную, ту историю, помнишь? —
тоненько проговорила Пелагея.
— Ты и
расскажи, — благословил он, откидываясь на спинку стула. — И вы, Марья
Тихоновна, послушайте!
— Не хучу, —
протянула бабка. — Ну разве что хлебца самый чуток.
