Убогий монах
встал у Ирининого плеча, как верный стражник.
— А завтра,
завтра — я очень прошу вас почтить своим присутствием нашу монашескую трапезу.
Ирина была в
восторге от такого старомодного и витиеватого приглашения. Она взвесила, что о
серьезном деле всегда предпочтительней говорить в непринужденной обстановке, и,
опустив глаза, голосом, полным скромного достоинства, сказала:
— Поверьте,
мне это будет чрезвычайно приятно.
II.
Больше всего
Лёнюшка боялся, что после смерти Пелагеи никто его не возьмет под свою опеку,
никто не согласиться нести его немощи и он останется околевать в своей
полуразвалившейся красношахтинской хатке. Отец Иероним, каждый раз выслушивая
его жалобы на всю грядущую земную жизнь, ласково качал головой и говорил:
— Что же ты,
чадо, на полуслепую старушку, не властную и над собственной жизнью и смертью,
возлагаешь все свои надежды! Уповай на Господа, и Он сам позаботится о тебе.
— А ты меня
возьмешь к себе, когда Пелагея помрет? — спросил Лёнюшка на всякий случай Ирину
и зажмурился в ожидании ответа.
— Ну, знаете,
— пожала плечами Ирина, обсуждать то, что случится после смерти живого
человека, мне кажется антигуманно!
— Ой, это кто
ж такой? — Лёнюшка даже подпрыгнул, глядя, как она, распаковывав сумку и
вытащив оттуда шелковый халат с кистями и драконами на спине, встряхивает и
расправляет его.
— Дракон!
Символ силы и мужества! Это знак, который покровительствует мне. Я и сама —
дракон.
— Больно уж
на врага похож, — сказал он испуганно.
— На какого
врага?
— Ну на
лукавого, — произнес он осторожно и тут же спросил: — А ты мне носочки купишь?
— Какие
носочки? — она сделала удивленные глаза.
— Носочки.
Шерстяные. А то у меня ступни мерзнут, а я бедный. Инвалид детства.
— Носочки
куплю.
Лёнюшка
захлопал в ладоши:
— Пелагея!
Она мне носочки купит! А рукавицы?
— Это он тебя
пытает, — сказала тоненьким детским голоском старушка с узенькими слезящимися
глазками. — Испытывает тебя.
Ирина
оглядела низкую темную избушку. В углу на всклокоченной кровати сидела,
покачиваясь, хозяйка — почерневшая, высохшая бабка с ввалившимися щеками.
Пелагея
нарезала хлеба, разложила снедь и принесла чайник, приглашая всех к столу:
— Тихоновна,
покушать.
— Не хочу, —
заскрипела бабка.
