— Отлично, — сказал я.
Я попробовал почитать, но не мог сосредоточиться. Что же мне с собой делать, подумал я, раз у меня теперь отгул? В бильярд или кегли я играть не мог. Скверно выглядит легавый, если отирается по бильярдным и кегельбанам. И в барах ему не место. Да и днем в кино не пойдешь — что люди подумают?
Можно поехать покататься. В одиночку. Вот, пожалуй, и все.
Постепенно внутренняя складность меня покинула.
Я вывел машину и направился к зданию суда.
Конторский дежурный Хэнк Баттерби читал газету, закинув ноги на стол; его челюсти пережевывали ком табака. Он спросил, не жарко ли мне в таком наряде, а также чего я дома не сижу, когда есть возможность. Я ответил:
— Ну сам же знаешь, как оно бывает, Хэнк.
— Неплохо выглядишь, — сказал он, кивая на газету. — Красивенько тебя тут расписали. Я уж собрался вырезать да тебе приберечь.
Глупый урод всегда это делал. Не только заметки про меня — всё. Выреза́л комиксы и прогнозы погоды, дерьмовые стишки и медицинские советы. Что ни возьми. Без ножниц газету прочесть не мог.
— Я тебе вот что скажу, — сказал я. — Я тебе ее подпишу, а ты сохранишь. Может, когда-нибудь ценной станет.
— Ну-у… — Он скосил на меня глаза и быстро отвел взгляд. — Не хотелось бы тебя напрягать, Лу.
— Вообще не вопрос, — сказал я. — Давай-ка сюда. — Я накарябал на полях свое имя и вернул газету ему. — Только сильно ею не размахивай. А то если другие ребята пронюхают, ценность упадет.
Взор его остекленел, и Хэнк свернул газету так, будто она могла его укусить.
— Э-э… — И умолк; забыл, что хотел сказать и шумно сглотнул. — Ты правда считаешь…
— Ты вот чего сделай, — прошептал я, опершись локтями на его стол. — Сгоняй на нефтеперегонку, пусть отпарят тебе железную бочку. А потом — у тебя знакомые со сваркой есть?
— Ага. — Он уже тоже шептал. — Одолжу у кого-нибудь, наверно.
— Так вот, разрежь ее надвое — два раза по кругу, скорее чтоб у тебя вроде крышки получилось. Потом клади внутрь эту вырезку с автографом — она только одна такая, Хэнк! — и обратно завари. Пройдет лет шестьдесят-семьдесят — отнесешь в музей, тебе за нее целое состояние заплатят.
— Елки! — выдохнул он. — А у тебя такая бочка есть, Лу? Давай я и тебе прихвачу.
— Да нет, — сказал я, — не стоит. Я, вероятно, все равно столько не проживу.
