- Нежить, что ли? –
догадалась бабуля.
- Вот-вот, нежить! И она
забрала папу в плен. Но я все равно найду это место, где они его держат! Весь
мир обойду, а найду!
- Только еще матери не
хватало, чтобы ты из дому пропал…
Вздохнув, бабуля
закрыла комод и встала поправить занавески на окнах. В саду шуршал дождь. Тимке
вдруг захотелось спать, настолько сильно, что последующие слова доходили до
него как сквозь вату, а сама бабуля появлялась и исчезала в зависимости от
того, удалось ли ему на минутку разлепить глаза.
- Эка мудрость –
ногами! – бормотала она скорее самой себе, чем засыпающему на глазах Тимке. –
Духом надо взыскать. Ты хоть весь свет обойдешь, а толку с того никакого.
Батька-то твой на одном месте себя потерял – так и вызволять надо на одном
месте…
В последний момент
перед тем, как окончательно провалиться в сон, Тимка понял, что бабуля права:
для того, чтобы искать папу, не нужно уходить из дому. Если уж куда-то идти,
так только внутрь компьютера, куда его, наверное, утащили. Где украли, там
пусть и возвратят. И как он раньше не догадался, что делать!.. Надо включить
компьютер – Тимка это умеет – и постараться туда войти, а дальше будет видно.
Как любит говорить бабуля, «дело себя окажет».
С этой мыслью Тимка
заснул.
17
Павлу ничего не
оставалось, кроме как ждать, когда кураторы договорятся. Наконец это произошло:
все спорившие снова выстроились в один ряд и пристально смотрели на Павла. А
старший куратор держал, как знамя, свои жуткие щипцы. Все это должно было
производить мрачное впечатление, но Павел ощущал не страх, а скорее гордость:
вот он, как древний мученик, будет сейчас разорван в клочки за верность своему
отцовскому долгу, за верность Тимке. Его нельзя напугать, нельзя сбить с пути,
который он для себя избрал. Пожалуйста, делайте операцию без анестезии, дробите
череп, разрывайте сердце – а он потом все равно отправится искать сына!
Боли как таковой
Павел за всеми этими мыслями не почувствовал. Он видел, как щипцы вонзались в
его грудную клетку, кромсали внутренности. Слышал хруст костей, треск
разрываемых сухожилий. И вот щипцы снова подняты вверх – в их измазанных кровью
тисках трепетало какое-то малое существо, светлое и легкое, словно мотылек…
Приглядевшись, Павел узнал в нем многократно уменьшенного самого себя.
Удивительно, как эти гигантские щипцы не раздавили его многократно уменьшенную
копию…
Существо напоминало
человеческого младенца. Таким, наверное, Павла знала мать: беззлобным и
просветленным, испуганно сучащим ручками-ножками перед непонятной угрозой. Но
тогда он был защищен от всех бед материнской любовью, – а теперь маленького
Павла некому было защитить. Торжествующие кураторы выхватили добычу из щипцов и
куда-то спрятали.
