— Есть хочу!
Рытлина взяла ребенка на руки и стала укачивать его, надеясь, что шумный подарок бури скорее уснет. Мальчик поймал ее руку и, оттопырив большой палец женщины, обхватил его губами и начал шумно сосать.
Рытлина с улыбкой наблюдала за ним.
— Вот не пропал бы Опэ в море, у нас тоже был бы сын, — грустно сказала женщина. — Совсем как ты…
Она вспомнила, как провожала мужа в плаванье, из которого тот не вернулся. Тогда она не подозревала, что они расстаются надолго, а, может быть, и навсегда. Ее муж Опэ был веселым юношей, постоянно шутил и устраивал ей беззлобные розыгрыши. Рытлина не верила, что море забрало его. Море было холодным, суровым, а Опэ был слеплен не из снега и льда, а из теплых лучей летнего солнца, которые играли в его улыбке и глазах.
— Вот когда вырастешь, Олененок, никогда с женой не расставайся, — посоветовала мальчику Рытлина. — Всюду ее с собой бери. Если и пропадете, то вместе.
Мальчик оторвался от пальца женщины, но не выпустил ее руку. Свет разведенного очага отражался в его больших глазах. Рытлина поняла, почему Пананто назвал ребенка Олененок. У людей не было таких удивительных глаз.
— Когда вырастешь и уйдешь в море, — продолжила женщина. — И увидишь там моего Опэ, скажи ему, чтобы возвращался. Скажи, что я жду его и буду ждать…
Рытлина смахнула слезы, не стыдясь своей слабости. Недаром оленеводы, чье кочевье появлялось здесь каждую весну, считали ее сумасшедшей… Олененок снова сунул себе в рот ее палец.
— Ну, хватит, — улыбнулась Рытлина. — Пусти…
Она попыталась оттолкнуть ребенка, но тот держал крепко.
— А вот я тебе сейчас… — весело начала грозить соседка, но вдруг ее голос оборвался, превратившись в испуганный хрип.
Рытлина хотела бороться, но силы покидали ее. Рот мальчика был ледяным. И этот холод, перекинувшись на ее руку, волнами разливался по телу женщины, пока не достиг сердца.
***
…Засидевшись над прорубью, Пананто решил встать и размяться. Он резко разогнулся, ожидая почувствовать знакомую, как прикосновение старого друга, боль в спине. Но обнаружил, что его тело волшебным образом избавилось от усталости, которая годами накапливалась в нем. Пананто поднес к лицу руки и изумленно вскрикнул. Ладони, только что скрюченные и мозолистые, распрямились, налились силой, а кожа на них разгладилась.
Он молодел! Чудесным образом к нему возвращалась молодость!
Подхватив немалый улов, Пананто заторопился домой.
…Еще издалека, увидев на горизонте чернеющий холмик валкарана, Пананто почувствовал неладное. Чем ближе он приближался к своему дому, тем больше усиливалась его тревога. Вместо привычного веселого лая собак, встречающих хозяина, около дома из китовой кости царила пугающая тишина. Казалось, что даже море притихло, и вместо шумной, веселой волны оно с едва слышным шорохом лизало выступающую из берега ледяную корку.
