— А я и сидел ни за что!
А что она родилась — не знал!
— Все врешь. Сидел за
дело, все заповеди нарушал, а вместо покаяния Небесам грозил, выпускайте, мол.
— Какие заповеди я
нарушал?! Не в чем мне каяться! Никого я не убил!
— А дочь свою?!
— Чего ты мелешь?! Да не
знал я тогда вообще, что она родилась.
— Врешь! Будущая мать
ее, когда ты еще на свободе был, говорила тебе. А ты? Продолжал блудить
напропалую, пить да наслаждаться. Вся дрянь твоя дочке и передалась. И когда
убивали ее собутыльники на той блудливой пьянке — это ты ее убивал! А когда
узнал, что убили, то даже вздоха молитвенного не было у тебя об упокоении
убиенной отроковицы, дочери твоей. Так вот сейчас хоть уйди с позорища сего.
Знай, что жива дочь твоя, ибо «никто из нас не умрет, но все мы изменимся» —
так сказал апостол Павел, ученик Того, Кого вы тут засудить собрались... Как
Сам Он воскрес, так и мы все воскреснем. Что ответим тогда? Что с этим вот
об-ви-ни-те-лем в богохульном позорище участвовали?!
Напряженная тишина царила
в зале, пока длилась эта перепалка. Председатель суда, троечница Галя Фетюкова,
очень внимательно слушала и неотрывно смотрела на обличавшую женщину. И, когда
та закончила и затерялась где-то в дальних рядах, Галя Фетюкова смотрела уже в
себя и не слышала враз возникшей кутерьмы и всеобщего гвалта: почетные гости,
жестикулируя, возмущались, обличенный тоскливо смотрел в пол, свободный
обвинитель метался по сцене, успокаивая собравшихся, но даже его громоподобный
голос не помогал.
Галя же Фетюкова думала
об услышанном — что все воскреснут. Что-то было такое в облике обличавшей
женщины, что заставило Галю вдруг задуматься о сказанном. Много раз она с
оравой нетрезвых сверстников бывала на Крестном ходе на Пасху и вместе со всеми
выкрикивала «Христос Воскресе», совершенно не задумываясь, что это значит и
вообще, значит ли чего. Она перевела взгляд на Лик на рулоне и негромко
спросила:
— А разве можно
воскреснуть?
Оказывается, гвалт уже
притих и вопрос ее был услышан.
— Да о чем тут говорить!
— заголосил было массовик-затейник, но Галя Фетюкова пресекла.
— Я здесь председатель,
— громко заявила она, — и прошу меня не перебивать.
Массовик-затейник замер
и рот открыл. Ряды почетных гостей также изумленно застыли.
— Можно! — раздался
ответ адвоката. — Ему, Кто скорбным ликом смотрит сейчас на нас, возможно все.
И Он воскрес на третий день, после того, как Его распяли.
— Сказочки это,
гражданин адвокат, — начал было массовик-затейник, но адвокат перебил:
