А рабу Божьему уже цепь
к ногам привязать собрались, дурни, трактором решили дернуть. Покачал головой
отец Порфирий, вздохнул, подошел к работяге, положил ему руку на плечо и
говорит:
— Ну, мил человек, раб
Божий, дело ты свое сделал, Господу послужил по силам. Пойдем теперь, милый...
Взял его отец Порфирий
за рукав, потянул легонечко, он и пошел за отцом Порфирием. Расступились все
чины, оторопели. Так и прошли мы сквозь их строй. Если б не благодать над нами,
разве бы позволили нам уйти!
Повез отец Порфирий
покаявшегося к себе, исповедал, причастил, и отошел тот мирно ко Господу. Что
ж, дело свое на земле сделал, во грехах покаялся, незачем больше по острию
соблазнов ходить. В мир вечности отходить надо. А вот с начальником крикливым,
с тем хуже. Когда мы с батюшкой ушли, он плюнул со злости, прыгнул в свою
черную машину, взялся за руль, да как газанет! А руки-то и приросли к рулю. Так
и погнал он, сам не зная куда. Быстро мчится машина. И ни сбавить скорости, ни
затормозить, в одном только властен над ней крикливый начальник: вправо-влево
рулем ворочать. И мотор не глохнет, хоть бензин давно кончился, и с вертолета
зацепить его пытались, и из другой машины перехватить — тщетно. Мотается он,
несчастный, по дорогам, перескакивает с одной на другую, кружится, и конца
этому не видать. Шарахаются от него машины, шарахаются люди. Иногда у него даже
появляется желание наскочить на кого-нибудь, но этого ему Господь не дает. Мы с
отцом Порфирием молимся за него. Чем его путешествие кончится, а может,
кончилось, одному Богу ведомо.
— Однако сомнение у
меня, Игнатий Пудович, — сказала Карла. — Почему же Бог по рукам не надавал
тем, кто храмы закрывал? Ведь столько храмов взорвали и сломали, и никаких
чудес явлено не было. Один мой дедушка сколько их закрыл...
Игнатий Пудович сделал
шаг в сторону Карлы и взял ее за руку:
— А за дедушку, Клара
Карловна, всем нам молиться надо усердно, а тебе — в первую очередь.
Ни Карла, ни ученики ее,
ни Петюня и внимания не обратили, что он на «ты» ее назвал, все сосредоточенно
смотрели на его выразительное лицо.
— Ведь мы же, деточки, —
Игнатий Пудович отпустил руку учительницы, — ничуть не лучше этого дедушки. А
кто ж за дедушку Клары Карловны помолится, кроме нас? Может, и свел нас Господь
для того только, чтоб молитвенники у него появились. А чудеса, Клара
Карловна... эх... «Род лукавый и прелюбодейный знамений ищет, и не дастся ему
знамения...» Ведь одного такого чуда должно было б хватить, чтоб как узнали о
нем, так всем бы разнести. А те, кто закрывал, да ломал, исправились бы. Ан
нет... Да, и не хотим мы каяться как следует. А Господь терпит наши грехи и
ждет. Ибо терпелив Господь и многомилостив. Ну так как: завтра на наш Новый год
придете, чайком побалуемся, поговорим?.. А уж сейчас, простите, нам с Ваней
надо ледок подолбить, снег сгрести...
