— Это не я решил, —
Ртищев вдруг широко, по-детски и неожиданно для самого себя улыбнулся. — Это
Она Сама так решила.
— И чем же Она
руководствовалась в Своем выборе?
— А разве можно с таким
вопросом приступать к Матери Христовой?
— Ну, чем же вы
заслужили такое Ее покровительство?
— Да ничем мы его не
заслужили! Нету никаких заслуг перед небесами и быть не может! Все только по
милости свыше. А милость — по молитве, — при последнем слове будто слегка
задохнулся Ртищев, — которой у нас нет!.. Так вот, по хилой молитве нашей...
нет!..
— Спокойно, полковник...
— Не перебивай, Эрик!..
прошу прощения, герр генерал... Нет, по молитве одного человека, Царя нашего, —
с жутким надрывом прозвучало и кулаки сами собой сжались у полковника Ртищева,
— тогда, в эти дни шестнадцатого, мы разгромили вас...
— Ну, в общем-то,
потрепали нас тогда сильно, — генерал Гепнер взглядом ушел в себя, вспоминая. —
Мою батарею отправили на юг для затыкания дыры, которую мы так и не заткнули.
Было... Но, извините, удар наносил ваш конкретный Юго-Западный фронт,
конкретной артиллерией, кавалерией...
Яростно перебил Ртищев:
— Удар наносило воинство
Всех святых, в земле Российской просиявших! Во главе с Ней! Именно в тот
момент, когда образ Ее, икону Владимирскую, по приказу Царя повезли на фронт.
Из десяти ваших винтовочных выстрелов семь — осечки, а у наших — незаряженные
стреляют! Все ваше трехкратное превосходство в тяжелых орудиях — одним залпом в
ноль сведено! Наших атакующих пули не берут, а ваши!.. тевтоны!.. от нашего
крика уже в обморок падают! И все это только Она!..
— Спокойно, полковник.
Вы в самом деле верите, что именно так было дело? — напряженно думая, Гепнер
смотрел в глаза Ртищеву.
— Теперь — да! —
отчеканил тот с таким надрывом, что Гепнер переспросил удивленно:
— Что значит «теперь»? А
тогда?
Теперь воочию, будто на
киноэкране, закрыв глаза, смотрел Ртищев на себя тогдашнего, а был он тогда
весь из себя — усталая ирония: «Лучше б снарядов подвезли вместо этой иконы».
Именно этот термин — «этой» тогда промотался по извилинам. Смутно извилины
тогдашнего Ртищева знали про Владимирскую. Снарядов было в преизбытке, но в
привычку вошло, в кровь въелось всех тогдашних ртищевых ругать любой шаг
Верховной власти и ныть о ее постоянных ошибках, из-за которых того нет, сего
нет. Ошибок не было и было — все. Снарядов, как уже было отмечено, хватало, но
конкретный Ртищев ныл о том, что их должно быть больше. Соседней батареей
командовал поручик N. Имя затерялось, ибо имя им тогдашним было — легион.
Поручик N не ныл, он сердито огрызался, он кричал в телефон попу полковому, что
не потащит он на молебен обслугу своей батареи, на молебен ко Владимирской и
всем Русским святым, что у него более важные дела есть, например, пушечку, из
резерва подвезенную, лишний раз почистить, да и вообще лишняя стопка водки
перед боем бодрит сильнее и в более нужном русле, чем молебны!..
