Однако, оставим их и
последуем за Антошей.
Едва удержался он на
ногах от старухиного швырка и обалдело и со страхом ждал дальнейшего, когда она
захлопнула дверь.
– Пошел! –
рявкнула старуха. – Или опять за шиворот брать?
– Не надо за шиворот?! –
промямлил Антоша, – сам пойду. А куда?
– Так еще и не понял?! В
храм, где тебя крестили, который ты десять лет не замечал, к священнику отцу
Антонию, который тебя крестил. Один у вас с ним небесный покровитель. К
небесному покровителю своему!.. – тут старуха не сдержалась и ткнула его в шею,
– который стоял за твоей спиной и плакал, когда ты деньги из серванта тягал,
когда с пьяного часы хотел снять!.. Что таращишься-то?! Да тот очнулся не
вовремя!.. Когда отметки свои в дневнике подделывал! Когда учителям врал, что
мать при смерти ,что тебе надо к ней в больницу ехать, а она жива-здоровехонька
и не знала ничего... Да ты так к смерти и мать-то родную приговоришь! Когда у
слабого деньги отнимал и в лицо его бил... Когда перед родителями юлил, корчил
из себя благочестивого. У-у!.. – и опять досталось по шее Антоше.
И вдруг перед ним возник
храм. Дотолкала старуха. Бессчетное число раз ходил мимо него Антоша и даже
головы не поднимал. Голова его всегда была занята мыслями, далекими от
созерцания золотых куполов с крестами и тем более от того, чтобы в храм войти.
Последнее, например, время она (голова) разрабатывала операцию по вскрытию
двери "Жигулей", стоящих в квартале от дома, чтобы вынуть оттуда
магнитофон, за который он уже с одного великовозрастного лоха деньги взял. А
магнитофон-то еще в "Жигулях" и возьмешь ли его, нет ли, кто ж его
знает, одному Богу известно.
"ОДНОМУ БОГУ
ИЗВЕСТНО!" – вдруг гулко повторилось в Антошиной голове, и даже в висках
заломило от этого гула. И как-то совсем по-другому взыграло в голове это
гулканье. Это была уже не проходная фраза. "Да Бог его знает" –
весьма часто повторял Антоша и не думал вовсе никогда, что она вообще чего-то
значит.
Ломящая боль возникла
неожиданно в плече Антоши. Он со вскриком обернулся. Старуха держала его
костяшками за плечо. И тот голос ее, от которого вздрагивали недавно он и папа
и мама был ничто в сравнении с тем, что сейчас исходило из ее вонючего рта. Вот
только ни вздрагивать, ни шевелиться не мог Антоша от придавливающей боли в
плече.
– Да, недобрый человек,
да!.. – Ему известно все, Одному Богу известно все. И про тебя, как и про всех,
Ему известно все! И пока я жива, пока ты не избавишься от меня, магнитофон из
чужих "Жигулей" ты не получишь! Это говорю тебе я, твоя совесть!
