– Я уже говорила ему, –
кивнула старуха в сторону Антоши, – я хочу только одного – очищения.
– Ну так снимайте ваши
тряпки, в конце-то концов, да полезайте в ванну!
– Я сделаю это. Только
дело за малым. Нужно наполнить ванну слезами раскаяния вашего сына... Да и
ваших бы, родительских, тоже туда накапать не мешало бы.
– Да вот ты, футы-нуты,
да не в чем мне каяться! – опять взъярился папа.
– Да хоть
"футы", хоть "нуты"! – не менее яростно крикнула тут
старуха. – Не в чем им каяться! Да вам уже в том есть каяться, что у вашего
сына такая вот совесть! А вы об этом ничего не знаете.
– Да что ж он в конце
концов натворил такого?! А ну-ка признавайся! – приступил он к сыну.
Ответила старуха:
– Я не ябеда, как я уже
сказала, а он вам ни в чем не сознается. Да и вам сознаться – это не раскаяние.
– Это как это? Я ж все
таки отец!
– Вы не тот отец.
– Это как это?!
– Каяться надо Отцу
небесному, тогда и толк будет.
– Опять заладила...
Кстати, вот вы говорили, что вы и он, мой сын, одно и тоже, вы, мол, его
совесть , а он и слов-то таких – Бог, Отец Небесный – не слыхал в нашей семье.
А вы только и талдычите их!
– Совесть последнего
безбожника верит в Бога, – грозно отрезала старуха. И все опять почему-то
вздрогнули. – А сейчас, – столь же грозно продолжала старуха, я все-таки уйду
отсюда, но вместе с ним, мучителем моим...
– Еще кто кому мучитель,
– буркнул Антоша.
– Правильно, отозвалась
старуха, – как аукнется, так и откликнется. Так вот я ухожу и утащу с собой
его. Вон тут, напротив, в храм, где ждет его Антоний Римлянин. Вот только
дождется или нет – не знаю. Только там и возможно мое очищение. Всю жизнь вашу
кресты эти вам в окна смотрят, а вы не видите. Ух!.. Творческие работники!
"Соблюл! он русский обряд!.." Молчать и не перечить!! Нечего вам
сказать! Ждите нас и знайте, что коли вернусь я вместе с ним, вот тут-то и
будут вам и "футы", и "нуты", и "соблюл"; вот
тут-то и узнаете вы на шкуре своей, что есть человек с черной страшной
совестью, отвернувшийся от своего небесного покровителя и от Небесного Отца. И
узнаешь ты! – старуха подняла руки и надвинулась на папу (тот в страхе
отпрянул), – узнаешь ты, сморчок творческий, что человек, отказавшийся от Отца
Небесного, тебя вот, плотского отца, растопчет и разотрет. Ты для него, что жук
по дороге ползущий, топ! – и брызги одни! – и старуха при этом так топнула
ногой, что все не только уже вздрогнули, но и вскрикнули.
– Пошли! – старуха
схватила Антошу за шиворот, открыла дверь и выкинула его из квартиры. И вышла
сама, захлопнув дверь. В каком состоянии остались за дверью папа с мамой, можно
себе представить.
