— Я выстрелю! — предупредил Вадим. — Тобой управляют, Андрюха! Очнись! Это Тензор, сволочь!
— Никто мной не управляет, дядя! — ответил Палтус. — Он пытался, когда поднял меня. Когда возвратил. Но не смог. Сказал, что я неудачный эксперимент. И меня списали. Обратно, к тебе! А ты меня в «Полночь» тащишь?! К Петровскому?! А я не желаю!
— Не хочешь — не надо! Очнись! Это же я!
— А это я!
— Я стреляю, — вскрикнул Вадим, щелкая предохранителем.
— Давай!
Первая пуля вошла ему в плечо, когда между ними было около десяти метров. Андрей опрокинулся назад, размазывая кровь по бетону. Несколько мгновений он смотрел на окровавленную руку, потом, вперив в Вадима взгляд, рывком поднялся.
— Стой, — повторил Немченко. — Я выстрелю снова.
— Я все равно до тебя дойду.
Он шел.
— Это серебро, Андрей.
— А я не оборотень.
Он упрямо шел.
— Где Машка? Ответь мне — она жива?!
— Она у Тензора.
У Немченко едва не подкосились ноги. Месяцы бесплодных надежд, тревог, бессонных ночей — она жива! ОНА ЖИВА!!! Господи, спасибо тебе! От такого сногсшибательного известия смысл ответа племянника, до него дошел не сразу.
— У Тензора? — переспросил Вадим. — Зачем? Где?! Ответь мне и я перестану стрелять!
— А мне все равно.
— Андрюша, остановись, — взмолился Немченко. — Я не хочу тебя убивать. Я только что узнал, что Машка жива. Это счастье, это радость! И ее мне ты подарил! Прошу тебя, не надо! Остановись!
— Нет.
Вторая пуля ударила Палтуса в правую руку. Она повисла, как плеть. Он пошатнулся, но устоял.
— Я не хочу убивать тебя! — взвизгнул Немченко.
— А я не хочу жить.
Руки Вадима задрожали. Почему-то он вспомнил друг, как крестили маленького Андрюшку, каким тот был взрослым и строгим на родительских похоронах, как… Картины из прошлой жизни мелькали перед его глазами словно в калейдоскопе. Он то видел налитые кровью глаза Палтуса, то не видел.
— Не надо, Андрюша, — попросил он. — Стой, остановись!
Когда расстояние между ними сократилось до пары метров, Немченко выстрелил ему в грудь. Андрей остановился, замер, покачиваясь, и навзничь упал назад, раскинув руки. Вокруг него стала быстро расползаться кровь.
Но Немченко этого уже не видел.
Его душили рыдания.
Опираясь на стену, он добрался до Палтуса. Присел на колено, смахивая волосы с его лица.
— Что же ты, Андрюш, — пробормотал он. — Что же ты, племяшка…? Зачем же ты так?
И вдруг глаза Палтуса открылись.
Одной рукой он молниеносно вцепился Вадиму в горло, а второй, раненой, хлестко ударил в нос. Бил он ей словно совершенно здоровой.
