— Господин Мерц? — вежливо осведомился молодой человек, остановившись перед ними.
Рост у него — сто девяносто, не меньше. Глаза светлые, дружелюбные.
— Да.
— А вы господин Вестхаузен?
— Точно так — а вы кто?
— Лейтенант Краус из уголовной полиции.
— Что вам угодно? — с некоторым беспокойством спросил Вестхаузен.
— Не сомневайтесь, серебряных ложек в гостях мы не крали, — широко улыбнулся баритон.
— Выходит, вы ничего не знаете?
— Нет… А что случилось?
— Случилось? — удивлению лейтенанта не было предела. Его голубые глаза остановились на Вестхаузене, который до того сконфузился, что даже заморгал. — На сцене вашего театра произошел несчастный случай, сегодня после обеда. Остальное вы узнаете от моего коллеги. Он ждет вас в кабинете главного режиссера.
Оставив их, лейтенант пошел навстречу тенору-буффо Гюльцову и его приятелю — танцовщику из балетной труппы, которые как раз вошли в театр.
— Дьявольщина какая-то, что все это значит? — тихо проговорил Мерц. — Пошли, Вернер, времени в обрез. Нечего буравить воздух глазами…
На лестнице они столкнулись с торопившимся куда-то Буххольцем. Декоратор был бледен и явно встревожен. И когда Мерц накинулся на него с вопросами, досадливо поморщился.
— Оставьте меня, ради бога, в покое, — взмолился он. — Мне и без вас тошно. Полицейские меня больше часа допрашивали.
— Да, но почему? — баритон схватил его за халат и не отпускал. — Перестань ты трястись, как лягушонок.
Буххольц медленно отвел руки Мерца; удивлению его и впрямь не было предела.
— Вы что, хотите сказать, будто и впрямь понятия не имеете, что погиб Пернвиц?
— Пернвиц мертв?.. — Мерц отступил на шаг назад, с неподдельным ужасом глядя на декоратора.
Вестхаузен, не произнесший до сих пор ни слова, и тут промолчал; на его лбу блестели мелкие капельки пота.
— Бред какой-то… И где? Лейтенант упомянул вроде, что прямо на сцене?..
— Так оно и было, — проворчал декоратор. — Рухнул в открытый люк. Не повезло ему — просто страшно! Вот и сыщики так считают.
— Но ведь почти все мы прошли по сцене. А Пернвица я видел собственными глазами — с Клаудией.
— Он зачем-то вернулся.
Блехшмидт вытянул руку и приоткрыл дверь, ведущую к мастерским. Уже переступив порог, повернулся к ним и сказал:
— Вы только представьте себе: люк был открыт, а лампа принудительного света не горела. Перегорела, что ли… Загадочная история, а? — И дверь за ним с шумом захлопнулась.
— Вот чертовщина! — Мерц надул щеки и потихоньку выпускал воздух. — История более чем загадочная… Я готов принять мусульманство и трижды в день сотворять намаз, если только не… — Он оборвал себя на полуслове и стал на пути тенора-буффо, который хотел было проскользнуть мимо. — А ты что скажешь обо всем этом, малыш?
