* * *
К середине января граф почувствовал себя лучше. Он стал проявлять интерес к жизни: читать ярославские и московские газеты, а иногда выезжать в гости к соседям-помещикам. А вскорости он пригласил в имение стряпчего из города и составил завещание.
Этот поступок графа никого не удивил, человек он в возрасте, всякое может быть, надобно и о последней воле позаботиться.
Дмитрий Берсеньев был уверен, что граф завещал всё своё имущество и состояние сыну, некоторую сумму – племяннику Анатолию Петровичу Дубовицкому. Но что станет с коллекцией? Неужели граф отдаст её в руки Григория, который тут же её продаст? Ее собирали несколько поколений Шаховских и подарить такую ценную коллекцию какому-нибудь музею было бы неразумным. Неизвестно, что там с ней станет.
Граф намеренно не оглашал содержания своего завещания. Но и не отрицал, что составил его, возбуждая тем самым любопытство соседей, которым от провинциальной скуки до всего было дело.
Предполагаемые наследники: Григорий, Анатоль и Наталья – по-прежнему не покидали Москвы, и понятия не имели ни о завещании, ни о его содержании. А граф никому ничего не стал сообщать.
* * *
Николай Яковлевич проснулся посреди ночи от странного звука… Он встал с постели, надел тёплые домашние туфли и накинул халат.
– Это ещё что такое?.. – недоумевал он. – Похоже на металлический скрежет, – решил он, прислушавшись.
Граф взял с туалетного столика свечу, обошёл комнату, заглянул на всякий случай за портьеры и даже в камин.
– Чертовщина какая-то… Неужто кровля на крыше отвалилась?.. Ветром её колышет, она и скрипит?.. – предположил он. – Надобно завтра наказать, чтобы починили…
Граф, скинув халат и туфли, лёг в постель. Но сон, увы, не шёл. Металлический звук не прекращался, назойливо лез в уши, раздражал.
– Весь дом разбудить?! – негодовал граф. – Устроить выволочку всем, кто попадёт под руку, в особенности управляющему… В его обязанности входит следить за строениями и вовремя чинить. На то он и управляющий. Ладно, до утра подожду, всё равно сейчас кровельщики на крышу не полезут, ночь на дворе.
Граф улёгся поудобней; металлический звук не прекращался… Николай Яковлевич перевернулся на бок, накрыл голову одеялом, но и это не помогло. Такое впечатление, что звук был повсюду…
– Не могу больше! – взбеленился граф и почувствовал, как закололо в груди. – Где мои сердечные капли?!
Он дёрнул за сонетку и прислушался: не идёт ли лакей? Но, увы, тот слишком крепко спал. И сколько ни ждал граф, приближающихся шаркающих шагов Прохора так и не услышал.
