Благословенному отцу Бернару Ландоррскому, Магистру Ордена проповедников.
Бернар Пейр из Пруя, монах означенного ордена в городе Лазе, слуга ничтожный и недостойный, шлет поклон и нижайше просит о милости.
Когда Господь явился царю Соломону и молвил ему: «Проси, что дать тебе», царь Соломон ответил: «Даруй же рабу Твоему сердце разумное, чтобы судить народ Твой и различать, что добро и что зло»[2]. Подобно Соломону, молил я об этом долгие годы, не жалея сил ради обличения еретиков, их сторонников, пособников и защитников в провинции Нарбонна. Ваше Высокопреподобие, я не притязаю на мудрость Соломона, но я знаю одно: поиск истины — долгий и кропотливый труд, подобный поиску человека в чужой стране. Страну требуется изучить, пройти много дорог и многих расспросить, прежде чем человек найдется. Таким образом, можно было бы утверждать, что путь к пониманию напоминает риторические изыскания, которые мы называем силлогизм — ибо только силлогизм движется от общего к частному, представляя истину как сумму многих истинных суждений, так что разумение одного рокового поступка должно следовать из понимания всех людей, мест и событий, которые сопровождали его либо предшествовали ему.
Ваше Высокопреподобие, я прошу у Вас понимания. Я нуждаюсь в Вашем заступничестве и Вашем благосклонном участии. Простри на ярость врагов моих руку Твою, ибо они изощряют язык свой как змея; яд аспида под устами их[3]. Возможно, Вы знаете о моем положении и отвернетесь от меня, но я клянусь, что был осужден безвинно. Многие были безвинно осуждены. И многие смотрели, не видя, и предпочитали покоиться во тьме своего невежества, чем узреть свет истины. Заклинаю Вас, Ваше Высокопреподобие, — примите это послание как светильник. Прочтите его и Вы многое увидите, многое поймете и многое простите. Блажен, кому отпущены беззакония (и чьи грехи покрыты)[4]. Но мои грехи были невелики и числом малы. И лишь по наветам и по зломыслию я наказан столь жестоко.
Итак, дабы осветить Вам путь, во имя Господа всемогущего, и Приснодевы блаженной Марии, и блаженного Доминика, отца нашего, и всех святых, я опишу события, произошедшие в городе Лазе и его окрестностях в провинции Нарбонна, и имевшие касательство к убийству нашего преподобного и благочестивого брата Августина Дюэза в праздник Рождества Пресвятой Богородицы года 1318 от рождества Христова.
При первой встрече с отцом Августином Дюэзом я подумал: «На этом человеке лежит тень смерти». Об этом говорили черты его лица, бескровного и истощенного, точно сухие кости в видении пророка Иезекииля. Он был высок и тощ, его плечи были сутулы, его кожа была сера, его щеки были впалы, его глаза почти сгинули в глубине его черных глазниц, его волосы были редки, его зубы были гнилы, его шаги — неверны. Он походил на живой труп, и не просто по причине своих преклонных лет. Я почувствовал, что смерть парит вблизи него, беспрестанно терзая его орудиями недуга: воспаление суставов — в особенности кистей и коленей, — дурное пищеварение, слабое зрение, запоры, затрудненное мочеиспускание. Недуг не коснулся только ушей, ибо слух он имел преострый. (Полагаю, что своим мастерством инквизитора он был обязан способности улавливать ноты неискренности в голосе человека) Кроме того, я убежден, что постоянное покаянное пощение могло способствовать болезни желудка, ведь он должен был переваривать пищу, которую презрел бы сам святой Доминик, пищу, которую я не решился бы назвать пищей, да к тому же в чрезвычайно скудных количествах. Я даже осмелюсь предположить, что будь он действительно мертв, он поглощал бы пищи немного больше, хотя при том, что обычными его кушаньями были черствый как камень хлеб, очистки отварных овощей и сырные корки, сделать это было не легче, чем жевать колючую изгородь. Без сомнений, он истязал себя, принося жертву во имя Господа.
