Любины вещи – платья, юбки, даже стоптанные домашние тапочки – он выслал через неделю в нескольких посылках, оставив себе на память только моряцкий костюмчик сына. Он особенно любил сына в этом наряде. Поначалу Бобров хотел написать злое письмо, чтоб хоть как-то отомстить ей за предательство, разругаться до конца, а потом подумал, что Любе все его слова и призывы нужны как прошлогодний снег, и в сердцах разорвал лист бумаги, отбросил ручку.
Недели две он не появлялся дома, ночевал в будке на стане тракторной бригады, где вечерами собирались трактористы, усталые, злые после дневной пахоты, такой тяжёлой в размытых осенними дождями полях. Они ужинали за длинным столом, сбитым из грубых досок, и Бобров садился с ними. Трактористы не спрашивали Боброва о его домашних делах, даже косым взглядом, кивком или ухмылкой не напоминали о неудачной личной жизни «главного», хотя наверняка обо всём знали – ведь телеграмму на почте прочитали, и этого достаточно для маленькой деревни, чтоб знали все. Хлопцы щадили его, и ему неплохо жилось там, в полевой будке.
Хоть и с трудом, трактористы одолели зябь, и будка опустела, уехали ребята в деревню. Он ещё одну ночь провёл в будке, но спал плохо, мешал резкий звук незакреплённого листа железа, писк мышей под полом, пугала непроницаемая темнота. Надо было перебираться в деревню, в свою холостяцкую квартиру и поскорее забыть о потерях. Он думал, что пройдёт время и всё переменится, станет на своё место, жизнь потечёт, как и прежде, мирно и покойно.
Бобров пришёл домой поздно вечером, включил свет и принялся готовить ужин – надоели механизаторские щи и каша, захотелось чего-нибудь домашнего. Он приготовил омлет, нажарил мяса, но, странное дело, пропал аппетит начисто. С фотографии на стене смотрела Люба, весёлая, вся искрящаяся красотой, и он с досадой содрал её, точно это было причиной его исчезнувшего аппетита.
Он не заснул в ту ночь ни на минуту. Плыли перед глазами Люба, белокурый Серёжка, потом мостки памяти перекинулись в детство, вспомнились мать, отец, родной Осиновый Куст. Заметил Евгений, что чем дольше живёт на свете, тем сильнее его память терзают воспоминания о родном селе. Наверное, в тот вечер и пришло желание вернуться сюда, к родительскому порогу, и он должен быть благодарен Дунаеву за эту возможность, как нельзя кстати оказалось его приглашение.
Конечно, тогда Бобров уже привык к своей бобыльской жизни, но о Любе вспоминал часто. Он не только во сне, но и наяву остро ощущал, как недостаёт её, сына.
