– Хоть бы окно в сенях сделал.
Федякин сидел за столом, перекатывая с ладони на ладонь нечищенную картофелину: видать, завтракал. Но, увидев незваного гостя, медленно поднялся, бросил картошку на стол и заискивающе улыбнулся. Он протянул руку, но Васька сделал вид, что не заметил этого жеста, тяжело брякнулся на лавку.
– Ну что, Александр Фёдорович, сколько мне к тебе ещё в гости ездить?
– Ты о чём, Андреич? – спросил опять с подобострастием Федякин, и Тавокин понял – испугался его приезда Алексашка. Сегодня он язык не распустит, будет послушным, как телёнок на поводке.
– Будто не знаешь сам, какая у меня работа. – Тавокин начал сжимать кулаки, руки его длиннопалые побелели, задрожали мелкой дрожью. – Иисусом прикидываешься? Мясо кто за тебя сдавать будет?
– Да кто ж будет, – Федякин хмыкнул, поперхнулся, – знамо дело…
– Ну так вот, это самое, обрабатывай сейчас корову – и на колхозную ферму.
– Да ты что, Андреич, упал откуда? Как корову? А ребятёнка чем кормить?
– Сам должен знать… Небось, извещение ещё в январе получил, это самое, об обязательных мясных поставках.
– Знамо дело, получил…
– Ну, а чего волынишь? – Тавокин говорил уже громко, с тяжким придыхом. – Ждёшь милостыни? Государство надуваешь?
– Да что ты, господь с тобой! – запричитала жена Алексашки, вынырнув из чулана. – Скажешь такое, не подумавши…
– А ты замолчи, – зыркнул глазами на испуганную женщину Тавокин, – тебя не просят. Без вас похлебаем квас.
И, повернувшись к Федякину, сказал:
– Давай, корову обратывай. Поведём на колхозный двор. Недоимщиков надо учить!
– Да ты что, Андреич?! – взмолился Федякин.
– Сам не поведёшь – сейчас участкового Пронякина позову, понятых приглашу. Самого вместо коровы на верёвочке потащат.
– Не дам корову! – заголосила жена. – Хоть режь меня, не отдам!
Федякин стоял как пришибленный, его длинные руки повисли вялыми плетями, и, кажется, даже язык присох к нёбу.
Тавокин выскочил во двор, отвязал от посохи корову, потащил за собой через распахнутые ворота на улицу. Первой за ним выскочила Клавдия, заголосила протяжно, как по покойнику, и плач этот, наверное, услышала вся деревня. Федякин резво сбежал с крыльца, подскочил к Тавокину:
– Не бери корову, Андреич, Христом-богом прошу. Вишь вон, баба надрывается…
– Ничего твоей бабе не случится, – Тавокин привязал верёвку к грядушке санок, натужно кряхтел, – это самое, золотая слеза не выкатится…
Фрося бежала на крик от своего дома, раздетая, простоволосая… Клавкин крик на мгновение лишил её рассудка. Подбежав ко двору Федякина, она попыталась поднять повалившуюся на снег Клавку.
