– Заткнись ты со своими баснями, – Симка оглядел народ, неумело подмигнул учителю. – Найдётся кому.
И предложил:
– Давайте кончать наше собрание. А то Филя скоро коров подгонит.
И в самом деле, на землю спускался вечер, на западной стороне только багровела рваной лентой полоса заката, спокойные облака улеглись по краям неба, будто тоже приготовились укладываться в колыбель. Где-то щёлкал кнутом Филя, гнал своё беспокойное войско в деревню, и люди поспешили к мосту.
Алексашка шёл рядом с Симкой, выговаривал сквозь зубы:
– Ну и народ у нас – не поймали, а ощипали… Сразу в ладошки захлопали. Кто его знает, на какой он воде замешан, этот новый учитель, и эта его дохлятина. Право слово, соплёй перешибить можно. Может быть, на эти харчи он своё семейство кормить будет? Поди уследи за ним, если подвал рядом со школой.
– Ну и тяжёлый ты человек, Сашка, – вздохнул Симка. – Ноешь, как кила ненасытная. Как с тобой только жена живёт…
– Живёт и радуется, – оскалил прокуренные кривые зубы Алексашка. – Говорит, что за мной, как за каменной стеной. Сам знаешь, мужик я трезвый. Эту стерву и на дух не беру. А бабам чего надо? Чтоб не пил, не курил, по сторонам не глядел…
– Ну, по сторонам ты шаришь, – усмехнулся Симка.
– Это ты про Зинку, что ли, намекаешь? – Федякин начал громко, с надрывом кашлять, будто ему в горло влетел воробей. – Дура-девка желаемое за действительное выдаёт. Надоело в холодной постели спать, вот и лепит, что в голову взбредёт…
Новый учитель вскоре всем пришёлся по душе. Во-первых, напрасно волновались жители – левой рукой писал Иван Васильевич ловко, буквы на доску клал ровно, какие-то точёные, другой так и правой не напишет. Во-вторых, до сентября в школе ребятишек поила чаем Ефросинья – совсем бесплатно, уделяя этому добрых три-четыре часа. А самое главное, наверное, было в том, что Черкашин ничем не отличался от деревенских жителей: по утрам в галошах на босу ногу гнал он свою корову в стадо, приветливо здоровался с мужиками и бабами на выгоне и скоро знал всю деревню.
Понравилась и его жена. Ребятишки поголовно величали её тётя Фрося и даже на своих обидчиков жаловались не учителю, а ей. А больше всего понравилось жителям деревни то, что была Фрося искусной портнихой.
Через неделю после появления в деревне она где-то пропадала два дня, а потом приехала на грузовой автомашине, из кузова осторожно опустила на землю ножную машинку «Зингер». Бабы, издалека наблюдавшие, быстро оценили обстановку, и уже на другой день потянулись к Фросе первые заказчики.
