Оказалась она мастерицей что надо: шила и входившие в моду платья «солнце-клёш», с высокими плечиками, и цветастые «татьянки» с широким сборчатым подолом, и сарафаны с рюшками, прямыми сборками. Вот и потянулись к Фросе, как на сладкий мёд, деревенские девчата. Потом проторили стёжку к учительскому дому и пожилые женщины, которым Фрося умудрялась за один день шить разноцветные кофты и юбки из сатина, не столь модные, сколь надёжные, удобные и для праздника, и для будничной домовой работы.
Кажется, на любой фасон были у Фроси выкройки, изготовленные из старых газет, и она ловко орудовала острыми ножницами, превращая бесформенные куски материи в красивые наряды. Говорят, что у попа сдачи, а у портнихи остачи не бывает, но Фрося быстро завоевала авторитет у своей клиентуры ещё и тем, что остатки тканей все, буквально до клочка, возвращала своим заказчикам или по их просьбе шила расписные косынки, носовые платки, салфетки. Даже самый маленький кусочек ткани шёл у неё в дело – она тачала из них весёлые, напоминающие праздничный калейдоскоп одеяла и по дешёвке продавала их деревенским женщинам.
Но, пожалуй, самое основное, что привлекало клиентуру Фроси, – это её цена, скорее бесценок, её работы. Говорят, нужда денежку куёт, а нужды у Фроси было много – семейная жизнь её, порушенная войной, только-только начиналась. Надо было создавать собственный очаг, маленький плотик, без которого так трудно удержаться на плаву жизни. А Фросе он нужен был ещё и потому, что на прежней работе не заладились отношения у Ивана с начальством, пришлось менять за два года два места, а два переезда, мудро подмечено, равны одному пожару.
И тем не менее Фрося отчётливо понимала, что ей-то значительно легче, чем женщинам-колхозницам. Хоть и небольшая учительская зарплата, но это всё-таки деньги, а в некоторых колхозных домах сейчас, после реформы, трояк от пятёрки отличить не могли. Где их взять, деньги, если в колхозах только «палочки», на которые осенью дают двести граммов сорного зерна. Если и появились деньги, то только после продажи скота или картошки на рынке. Но появлялись они на один-два дня – слишком много на них хозяев: налог заплати, страховку, займы разные… А ведь ещё год семье жить надо – тут и одёжка, и обувка, и другие нужды. Гвоздь, и тот денег стоит.
Вот почему брала Фрося чаще всего, что человек дать может. Есть десяток лишних яиц – неси за пошивку юбки, а нет – ладно, осенью ведро картошки, и, что называется, баш на баш. Нет таких продуктов, три фунта муки или два стакана пшена – тоже надёжная цена портняжному труду…
