Ожидания его обманули. Он увидел низкий серый потолок, голую лампочку на шнуре, прикрытое пожелтевшей газетой окно. На тот свет это было совсем не похоже, и, следовательно, он жив и просто по неясной пока причине оказался в чьей-то чужой и незнакомой квартире.
“Тут есть кто-нибудь?” — позвал он и не узнал своего голоса.
Это была еще одна странность, не очень значительная, но все же жутковатая. Петр Сергеевич прислушался к своим ощущениям: сердце билось ритмично, дышалось легко, но как-то непривычно болела голова, во рту пересохло. И еще ему очень хотелось в туалет. Он отбросил в сторону грязное, засаленное одеяло, с трудом привстал, опустил ноги на пол, привычно пытаясь на ощупь найти шлепанцы. Господи, совсем голову потерял! Ну откуда в чужой квартире могут быть его шлепанцы?
На выщербленном линолеуме лежала циновка, а на ней подушка в серой наволочке с выцветшим фиолетовым штампом “Больница № 32”. Нет, то место, где он находился, больницей явно не было. К горлу опять подступил этот тошнотворный запах, поднял его с кровати и погнал по квартире. Комнат оказалось две, вход на кухню преграждал упавший мешок с картошкой.
“Трусы почему-то тоже чужие”, — подумал он, найдя наконец туалет.
Радость освобождения от выпитой накануне жидкости сменилась вдруг ощущением ирреальности происходящего. Во-первых, струя была как из садового шланга, что при его запущенной аденоме являлось полной фантастикой. Во-вторых, и сам шланг был явно… не его! Вспомнились муляжи из фильмов Тинто Брасса — вот такое же чрезмерное по величине, только менее гладкое и дурно пахнущее болталось у него между ног. Все еще находясь в ступоре, он открыл кран, чтобы вымыть руки, и вдруг с ужасом понял, что и руки не его. Это уже была не догадка, а осознание того, что с ним произошло нечто необъяснимое и страшное. Скорее всего, он действительно умер, но душа его вместо того, чтобы отправиться туда, куда ей положено — в ад или рай, — оказалась в чужом теле. То ли Бог недосмотрел, то ли дьявол пошутил, то ли сама заблудилась. Он долго и тупо рассматривал чужие ладони, чужие узловатые пальцы, чужую грязь под чужими ногтями, потом решительно поднял голову: из заляпанного мутного зеркала на него затравленно смотрело незнакомое чужое лицо.
Реакция была рефлекторной и быстрой: он покрылся холодным потом, стали подкашиваться ноги, закружилась голова. Петр Сергеевич инстинктивно метнулся в комнату, рухнул в постель, накрылся одеялом и вдруг зарыдал в тщетной надежде, что этот кошмар исчезнет, но вонь, прущая изо всех щелей, говорила о том, что это не сон, а явь, и эту явь нужно как минимум осмыслить.
