Ирина кинула ей:
— Глупая ты, Нинка!
Ольга из бадьи наполнила водой ведра, понесла. Ирина встала на пути ее. Предложила:
— Давай помогу.
Та ровно не слышала. Спросила:
— Ну что, не удалось выгородить?
А Нинка никак не могла угомониться. Уже удаляясь, пела во весь голос:
Свою горькую тоску
За рекой оставила.
Не хотела песен петь,
Изменушка заставила.
— Ну и горло у Нинки! — не удержалась, качнула головой Ирина.
Ольга вздохнула и тихо, как бы самой себе, сказала:
— Пора мне, кажется, уезжать в город. Ирина заглянула Ольге в глаза:
— Зря ты к сердцу все принимаешь.
— Не только в этом дело. Надо же когда-нибудь и совесть знать. Прилепилась…
— Еще что придумаешь? Да хоть словом мы тебе намекнули?
— Добрые вы все. Спасибо. Большущее спасибо. А расставаться придется.
— Заскучаю я.
— Мы ж будем видеться с тобой — тут близко…
Ольга и до этого случая подумывала перебраться из колхоза в город, а тут окончательно решила уехать. И уехала. Работа в городе нашлась по ее довоенной специальности.
Городишко небольшой, грязноватый, а Ольге пришелся по сердцу. Сняла она маленькую комнатушку и стала понемногу привыкать к своей новой жизни.
Работала в городском почтовом отделении на телеграфе. Работа нельзя сказать, чтоб была очень уж интересной, но все же нравилась ей. Ольга вспоминала свои девичьи годы, Васину любовь. Да и другими глазами глядела она теперь на телеграммы — и на те, что из-под ее руки шли во все концы, и на те, что принимала она. Вместе с адресатами радовалась каждому маленькому счастью или горевала, тревожилась. Сообщение ли о выезде, поздравление ли с рождением нового человека, приглашение ли на свадьбу, укоры ли — почему молчишь, не пишешь? — страшная ли строчка о смерти близкого — на все откликалась она в душе. Может, только деловые — многословные, холодные, нудные — депеши разного рода командировочных не трогали ее.
Работали на почте в основном одни женщины. Даже начальником была женщина — спокойная, душевная, милая. У Ольги с нею сразу установились добрые отношения, да и со всеми в коллективе она ладила.
И самой себе Ольга казалась теперь совсем иной, не похожей на ту, что жила в деревне, — стала какой-то встрепенувшейся, повеселевшей, причастной к важному делу.
Зимой она уже была старшей телеграфисткой, получила комнату. Егоров помог ей выхлопотать на Сашу пенсию. А Саша — как время-то бежало! — стал школьником. Вот потому-то и оставил метку в памяти Ольги сорок восьмой год, вернее, сентябрь в том году, когда проводила она в первый класс своего Сашеньку и всплакнула от радости.
