«Как мы далеко отсюда, ты и я» — прочел в ее взгляде Максим, и хотя он тут же сказал себе, что это его фантазии, все же опять повесил свою куртку, придвинул стул поближе и взял бокал вина.
Поезд он пропустил не только из-за Галы. Честно говоря, скорее из-за того, что сидя в кафе, он около полуночи почувствовал, как в нем забило ключом ощущение свободы. Если люди искали здесь именно это, то он, пожалуй, их понимал. Всю жизнь, сколько он себя помнил, его согревала мысль о поджидающей его большей жизни. В детстве, лежа в кровати, он слушал звуки и голоса в доме и представлял себе, что где-то идет праздник. Он не вставал и не выходил из спальни только потому, что уже сама мысль, что где-то там его ждут, была чересчур возбуждающей. Именно это тревожное ожидание и вело его по юности. Каждый раз, когда он из-за своего характера или обстоятельств не осмеливался принять участие в настоящей жизни, его утешали долетавшие до него обрывки того, что еще будет, словно далекая музыка в открытое окно. Абстрактная страсть, неоформившаяся, без имени и без направления, но в этот вечер ему впервые показалось, что он узнал еще одного человека, званого на праздник. В Гале он увидел то, что, наверное, всегда понимал и раньше: каким волнующим может быть ощущение одиночества среди всеобщего веселья.
Когда кафе закрылось, его, пьяного вдрызг, выставили на улицу. Пока остальные прощались, Максим пытался посмотреть на часы.
— Десять минут назад я еще успел бы на ночной автобус, — пробормотал он себе под нос, и в следующую секунду уже оказался, смутно понимая, как это произошло, за Галой на багажнике ее велосипеда. Его мутило от маячившей перспективы и смущала та скорость, с которой он, похоже, нагонял жизнь.
Он не знал, за что ухватиться и не решался ухватиться за тело у него перед глазами. Эти же самые ягодицы сегодня на репетиции он запросто прижимал к себе, будто иначе и быть не могло. «Значит, не имеет значения, как ты что-то играешь, — подумал он, — важно лишь, верят тебе или нет», — и он вцепился в стальную раму.
— Иногда, — сказала Гала, — они мне так надоедают своей болтовней, что я не могу сдерживаться.
— А мне сдерживаться всегда удается, — ответил Максим, — да, если нужно что-то сдержать, обращайтесь ко мне.
— Но ведь это ни к чему… разве ты не знаешь? Люди слишком довольны собой, им в голову не приходит, что тебе они неинтересны.
— Больше всего меня удивляет тяжесть их слов. Чем они легковеснее, тем сильнее на меня давят.
