С командного пункта я ушел удрученным. Мне приходилось летать со многими штурманами — с Пахомовым, Образцовым, Зайцевым, Рубаном. Я уже сработался с ними. Мы, как говорится, научились понимать друг друга с полуслова. А это очень важно. Ведь летает не летчик, а экипаж. Теперь вот придется срабатываться с новеньким.
Возвратившись на стоянку, я стал у своего самолета и задумался: как поведет себя этот девятнадцатилетний застенчивый Шурик, с большими серыми глазами и длинными, как у девушки, ресницами? Не растеряется ли?
Стараясь ничем не выдавать своих сомнений, я попросил штурмана опробовать бортовое оружие. Самсонов быстро залез в кабину, повернул пулемет и дал две короткие очереди.
— Оружие исправно, товарищ командир!
— Отлично! Проверь подвеску бомб и показания приборов. Будем выруливать…
Шурик все внимательно осмотрел, и, когда техник Сипин доложил о готовности самолета, мы взлетели. К линии фронта подошли на высоте двух тысяч метров. Слева и справа по небу заметались лучи прожекторов. От земли поползли вверх разноцветные ленты трассирующих снарядов. Но подход к Рамушеву оставался пока спокойным. Впереди показалась река, а на ней переправа…
— Штурман, видишь? Будем заходить на цель, — передал я Самсонову и, убрав газ, стал планировать. Прожекторы зажглись и на противоположном берегу. Я бесшумно вывел самолет точно на переправу. Штурман сбросил бомбы. И тотчас же открыли огонь вражеские зенитки. Три прожектора вцепились в наш У-2. Развернув самолет, скомандовал:
— Шурик, ударь по прожекторам.
Штурман стал посылать очередь за очередью вдоль луча к прожектору. Он погас. Но по остальным лучам продолжали лететь вверх разноцветные трассы. Надо было скорее уходить из-под этого огненного дождя. Чтобы развернуться, нажал на педаль; она подозрительно легко подалась вперед, а самолет начал разворачиваться совсем в другую сторону. Неужели не работает управление рулем поворота? Находясь под обстрелом, в лучах прожекторов, я не мог понять, что случилось. С большим трудом перевел машину в глубокий левый крен и прекратил ее вращение.
Наконец мы вырвались из объятий прожекторов и пересекли линию фронта.
— Шурик, ты, кажется, перебил тросы ножного управления, когда стрелял по прожекторам…
Шурик молчал. Самолет продолжал полет с глубоким левым креном и терял высоту. Я решил чуть-чуть уменьшить крен, чтобы не отклоняться от курса на станцию Пола. Как только я это сделал, самолет резко повело вправо, и он начал вращаться все быстрее и быстрее.
